Дни Стужи

Макаренков Максим

Левшов слушал гостя и чувствовал неимоверное облегчение. Раз человек из теней рассказывает ему такие вещи, значит он, Левшов, ему нужен. И его не оставят просто так. Не бросят. Помогут выпутаться.

— Хорошо, господин полковник, — встал, хлопнув себя по коленям, гость, — мне пора. Я рад, что вы сохраняете бодрость духа. Это очень важно.

Он открыл дверь кабинета и вышел. Полковник знал, что его никто не заметит.

Что же я, спохватился Левшов, у меня самого масса дел. Взял

из стопки лист бумаги с личным вензелем, долго сосредоточенно что-то писал.

На полуслове остановился, вскинул голову, к чему-то прислушиваясь, и разом обмяк.

Голова гулко ударилась о столешницу.

Полковник уже не дышал.

___***____

Москва, февраль

Сидели, сумеречничали.

Старшой впервые был в личных покоях Сергия. Раньше как-то не получалось, хотя работали вместе не первый десяток лет, а знали друг друга еще дольше.

А были это именно покои, без ненужной роскоши, обставленные скромно и спокойно. Навевали спокойную задумчивость, здесь хотелось думать о чем-то большом и хорошем, нужном не только себе, но и другим людям.

Свет не включали, сидели, глядя на посеревшие, со вздохами и хрустом оседающие, сугробы.

— Не скажешь, значит, где ребенок.

— Не скажу, отче, — покачал головой Старшой.

— Неужто, не веришь?

— Верю. И знаю. Как себя знаю. Потому и не скажу.

— Она очень опасна. Очень, — Сергий веско хлопнул ладонью по ручке кресла.

— Знаю. И полезна. А еще, отче, она ребенок. И расти она будет там, где к ней отнесутся, как к ребенку.

— Опасную игру ты затеял, друг мой.

Старшой покачала головой,

— Не я. Но нам с тобой ее продолжать. Да и не осталось у нее никого. Тело Столярова мы так и не нашли. Её мать… да ты сам знаешь.

— Как не знать, — тяжело вздохнул Сергий, — узнала, что тело мужа пропало, и как окаменела. К дочке так и не подошла ни разу. Осталась в монастыре жить, сейчас готовится постриг принимать.

— То-то и оно. А еще, отец, не хочу я, чтоб ты грех на душу брал.

Сергий перегнулся через подлокотник, пристально посмотрел Старшому в глаза. Глубоко посмотрел.

— Думаешь, придут за ней. И смотреть будешь, кто и зачем.

Снова не спрашивал, знал.

— Буду, отче. Зорко смотреть буду. Особенно после того, как некстати полковник Левшов умер. Или, наоборот, кстати. Поскольку нет у меня теперь другой возможности понять, откуда большая беда придет. А она придёт, я в этом не сомневаюсь. Да ты и сам этого ждешь.

— Жду. И тоже смотреть буду. Раз здесь Наладчик появился, значит, просто так нас в покое не оставят. И вот что я тебе скажу, друг мой - теперь тебе не только за девочкой этой смотреть надо.

— И

это знаю. Ко мне слухачи мои на следующий день после штурма прибежали. И с того времени я две смены дополнительные поставил. Раз не получилось разом, теперь будут нас раскачивать. По всему миру. И у нас, в Москве, в первую очередь.

Старшой тяжело поднялся, подошел к окну,

— И начаться может такое, что набеги чёрных вдов мелочью покажутся.

Сергий подошел, встал рядом, положил ему руку на плечо,

— Отобьемся, друже, отобьёмся.

Так и стояли.

Смотрели в наползающие сумерки. Молчали.

___***___

Москва, март

— Здесь ставить будем, — Стас показал на поляну. По краям росли древние, помнившие еще времена Старого мира, ели.

На поляне из-под снега выглядывали заплывшие дерном остатки древнего фундамента. Когда-то здесь стоял дом. И даже трава была чуть светлее там, где когда-то была ограда и дорожка, проходившая мимо старого дома.

Место было хорошее, на самой опушке Лосиного острова, но и до Ярославского тракта недалеко. Чуть дальше, чем от старого их обиталища.

Наискосок - остов старой школы, а через небольшую дорожку выгоревшие на солнце, продутые ветрами пустые коробки древних детских садов. Старики говорили, что детсадам повезло. Детей успели погрузить в машины и вывезти в безопасное место.

В школе же ночами окна время от времени светились фиолетовым, по стенам ползла полупрозрачная слизь, но, в общем, было тихо и спокойно.

— Вот, как земля просохнет, так и начнем ставить. Я и артель уже нашел. Хорошие мужики, надежные. Ярославские.

Стас говорил и смотрел на друга.

С того дня, как умер Якут, Иван сильно изменился. Стал молчаливым, очень сосредоточенным, иногда вдруг замирал, словно прислушивался к чему-то.

Стас спросил напрямую. Иван помолчал, но ответил:

— Привыкаю, Стас. К наследству шаманову привыкаю.

И Стас поверил. Терпеливо ждал, но время от времени друга тормошил.

Вот и дом строить по весне затеял.

Шагов они не услышали.

Ниула просто возникла рядом с ними. Стояла молча - смотрела темными нездешним глазищами, переминалась с ноги на ногу, теребила тесемку котомки с хитро вышитым узором.

А потом подошла и так же молча взяла Ивана за руку.

Лес вокруг стоял еще прозрачный, молчаливый. Оседая, вздыхал снег. Еще робко, и от этого пронзительно громко цвиркала какая-то сумасшедшая птица на березе.

Небо было высокое, голубое, полное золотого весеннего солнца.

Зима кончилась.