Дни знамений
Шрифт:
Через два дня вернулись посланники с вестью, что гвербрет едет со своей дружиной в пять сотен, с целью уладить дело. Эрдир должен был выбрать двадцать пять человек для почетного караула и приехать на ничейную территорию. Номир под страхом обвинения в предательстве должен был сделать то же самое. Даландра хотела бы поехать с ними и услышать, как обернется дело, но пришлось остаться из-за раненых. Добрая половина из них умерла во время долгого пути в замок, но у нее все еще оставалось человек двадцать, нуждающихся в особом уходе, какого замковая прислуга не могла им оказать. Поздно вечером, когда она осматривала их в казарме, ее разыскал посланник: в замке гвербрета ему вручили письмо для нее.
– Ты умеешь читать,
– Я знаю буквы. Давай я попробую сама.
Ей было сложно читать по-дэверрийски, но письмо было очень кратким.
– А, это от целителя Тимрика. Он спешит к нам и везет необходимые припасы!
У нее даже навернулись слезы на глаза от облегчения, и посланник сочувственно кивал, глядя на людей, которым повезло меньше, чем ему. Она бы никогда не отважилась сказать ни ему, ни другому представителю человеческой расы, что чувствует отвращение, а не сочувствие ко всей этой израненной и покалеченной плоти, к ранам, открывающим раздробленные кости.
Ближе к полуночи Даландра вышла во двор погулять. К тому времени почти полная луна уже спускалась по небосводу. Большинство народа спало, но сквозь окна было видно, что несколько слуг все еще работают в зале, освещенном огнем. Хотя она вышла, чтобы подышать свежим воздухом, внутренний дворик был полон мусора, навозных куч, там же находились свинарник и курятник. Весенняя слякоть хлюпала под ногами, на стоячих лужицах прорастала плесень и ряска.
На мгновение ей захотелось вскрикнуть и убежать, вернуться в страну Эвандара. Какая ей разница, кто нуждается в ней здесь? Ей хотелось оставить за собой весь мир людей, мир материи. Как она могла приговорить Элесари или кого-либо из Опекунов к этому омерзительному существованию? Даже Старший народ, хоти и живут долго, страдает от болезней, ран и смерти в своих степях. Даже они, не забывшие былой славы, проводят зимы, теснясь в зловонных шатрах, скупо отмеряя пищу и топливо. Возможно, Эвандар прав. Возможно, было бы лучше никогда не рождаться, прожить короткую жизнь в вечно переменчивом астральном мире, как живут языки пламени, а потом остыть, мирно угаснуть навеки…
Она взглянула на луну: от нее теперь остался только ореол света на небе, и тот вскоре совсем растворится в темноте. Однако в свой час она снова засияет на небе, войдет в зенит, будто символ победы и поражения Света, рождения и смерти. Когда-то Даландра находила успокоение в созерцании этого символа, но этой ночью, стоя на грязном и сыром дворе, она была слишком измучена телесно и духовно, и это было лишь пустой тратой времени.
– Эвандар, приди ко мне!
Она произнесла это имя шепотом, но все-таки вслух, что очень удивило ее. Бывало, что она могла призвать его одним только сосредоточением мысли. Но сейчас Даландра чувствовала, что ей до него не дотянуться. Может, он занят собственными делами, и не считает нужным витать над нею в этой стране, которую он сам называл Землей Врат? А может, его брат нарушил перемирие? Вспомнив о воине лисьего образа, она задумалась, какова может быть война между ними, и содрогнулась от отвращения.
– Эвандар!
Ни мысленного отклика, ни дыхания – ничто не выказывало его присутствия, хотя она была уверена, что почувствовала бы его смерть или обстоятельства, препятствующие ему против его воли.
– Эвандар!
Она слышала свой голос, голос потерявшегося ребенка. Но чувствовала лишь пустоту, не заполненную его присутствием. Значит, ей ничего не оставалось, как самой справляться с унынием.
В безнадежной попытке найти более чистый воздух она пошла к воротам, и увидела, как кто-то впереди спускается по лестнице со сторожевой башенки. Эльфийское зрение позволило ей разглядеть Родри – сменившись с караула, он шел, зевая, отдыхать. Она отступила в тень, не испытывая желания вообще с кем бы то ни было говорить, но и Родри, будучи полуэльфом, хорошо видел в темноте; он заметил ее и подошел ближе.
– Ты еще не спишь? – удивился он.
– Я только что от раненых. Надеюсь, лекарь приедет быстро, и да помогут ему боги обоих наших народов.
– Дорога недальняя, он не замедлит прибыть. Позволишь ли сопроводить тебя в твои роскошные палаты? То есть, надеюсь, что наш лорд предоставил тебе хотя бы более-менее чистую комнату?
– Так и есть, хотя до палат недотягивает. Это всего лишь одна из кладовых, – Даландра зевнула. – Оказывается, я устала сильнее, чем думала.
В молчании они обогнули замок и, минуя кухню, добрались до ветхого, крытого соломой сарая, который и служил Даландре спальней. Эльфы, подобно кошкам, не могут видеть в полной темноте, и потому она разжилась оловянным светильником, который пристроила на бочонке из-под пива, подальше от охапки соломы, где были расстелены одеяла. Остановившись на пороге, она зажгла свечу щелчком пальцев. Родри вздрогнул.
– Никак не привыкну к подобным штукам, – усмехнулся он. – Можно с тобой поговорить? Мне хочется задать тебе несколько вопросов, но вижу, ты устала, так что, если хочешь, гони меня.
Она заколебалась, но он имел право знать ответы, а главное, ей не хотелось оставаться одной.
– Не так уж я устала. Закрой, пожалуйста, дверь на засов. Она уселась на одеяла, отодвинув разбросанные вещи, и взглянула на него. Родри пристроился на полу у бочонка в нескольких футах от нее. При пляшущем свете свечи она была поражена его красотой, необычной для полукровки. Опасности и тяжкие труды прошедших дней не оставляли ей досуга на такие наблюдения. Проседь в волосах и морщинки вокруг глаз делали его еще привлекательней, были созвучны ее мрачному настроению. Да, этот человек познал поражения и страдания.
– Кто или что этот Эвандар? – резко спросил он. – Он не принадлежит к Народу, не так ли?
– Ты прав, но он и не человек. Он по-настоящему не воплощен в теле. Ты знаешь, что это означает?
– Достаточно хорошо, – он скупо улыбнулся. – Я не только провел несколько лет в обществе магов, но и меня самого растили как… В общем, я – Майлвад и потому буду поученей большинства пограничных лордов и серебряных кинжалов.
– Тогда извини…
– Не стоит извиняться. Не думаю, что кто-то еще в этом замке поймет, о чем ты толкуешь, кроме, может, юного Ираэна, но он тебе не поверит.
Они рассмеялись.
– Эвандар – только один из целого народа. Там есть и похожие на него – полностью развитые личности. Другие лее разумны не больше, чем умные животные. О некоторых ты даже не сможешь сказать, мужчина это или женщина.
– Правда? А что это за существо с барсучьей головой, которое пытается украсть свисток? – Родри положил руку на рубаху, чуть выше пояса. – Это слуга Эвандара?
– Нет, он – беглец от другого хозяина, брата Эвандара, и история его действительно странна, – она содрогнулась, вспомнив ярую злобу в черных лисьих глазах. – Я сама толком не понимаю их природы, Родри. И не собираюсь сбивать тебя с толку. Ты, наверное, думаешь о старых легендах про то, как я покинула Адерина сотни лет тому. Но помни, в мире Эвандара время идет по-другому, и для меня едва минул месяц.
Его губы приоткрылись от удивления.
– Кроме того, я не знаю, что это за свисток, – продолжила она. – Подозреваю, что ничего магического в нем нет, это просто безделушка, как и твое кольцо.
– Подожди, если в кольце нет магии, почему та женщина старается забрать его назад?
– Альшандра? Эвандар рассказывал мне о твоих столкновениях с нею. Она сама не знает, что делает. Боюсь, она сходит с ума.
– Замечательно! – проворчал Родри. – Вот он я, за которым охотятся, обшаривая два королевства, существо из Иного мира и сумасшедший дух, и никто даже не знает, зачем. Я, наверное, и сам сойду с ума, чисто ради противоречия!