До Бейкер-стрит и обратно
Шрифт:
Кстати, Фокс. Как же все, как же... где у меня? А, вот.
– Помните, Джейк, я говорил вам о courage? Это чувство, которое не возникает просто так. Нечто должно его породить. В вашей юности, молодые люди, это были романы о приключениях, большей частью веселые. Почувствовав однажды courage, вы пожелали, чтобы ваша жизнь стала таким романом. И она, как вы, вероятно заметили, ею стала. Вы, учитель, считаете, что больше всего интересуетесь наукой, хотя на деле это тот же авантюрный роман, от науки в нем лишь декорации. Жизнь – такая, какой мы хотим ее видеть, ни больше, ни меньше."
Итак, кураж, леди и джентльмены.
Графиня сидела перед компьютером мрачная.
– У нас все замечательно!
– Настя от восторга кричала в телефон.
– Катя прекрасная! Вчера всю ночь гуляли, сегодня идем в кино, потом в ресторан, а потом...
Потом они собирались еще куда-то. На этом хорошее кончалось. Магазины молчали, как партизаны на допросе, как будто наценка на продажу книг - особая тайна, доверять которую нельзя никому. Но потом они все-таки признались, от Насти живым не уйдешь. Наценка делала книги бесценными. Но это было не самое худшее. Менеджер кредитной программы, которая должна была озолотить наше богоугодное заведение, как-то вдруг перестала отвечать на звонки. Сайт банка делал вид, что никакого конкурса бизнес-планов нет и не было.
– Что это?
– спросила графиня.
– Что это такое?
– Кризис, - ответил граф.
– Кризис, ваше сиятельство.
– Какой кризис? – ужаснулась графиня. – Какой, к чертям, кризис?
– Мировой, - бодро ответил граф.
– Экономический.
Но ни бесследное исчезновение кредитной программы, ни жадные магазины, ни даже мировой экономический кризис не имели никакого значения. Страшно было другое.
– Мне не нравится!
– вскричала графиня с мукой в голосе.
– Не нравится вторая часть! Все было не так!
Она третьи сутки редактировала текст, который после вмешательства Светозара Чернова разваливался на глазах.
– Все было не так, - бормотала графиня.
– Но как оно было?
– Осенью 1909 года, - повествовал тем временем М.Р. Маллоу, сидя на столе и обняв обеими руками колено, - мы прибыли в...
– Это я знаю, - кивнула графиня в некоторой растерянности.
– Но до того? Что было до 1909 года?
Однако, М.Р. увлекся. Он рассказывал, как шли дела искателей приключений в 1919-м, и в 1920-м, и даже в 1921-м... Что же касается Д.Э. Саммерса, тот вдруг стал смущаться, как барышня, и исчезать. То ли его смущало присутствие адского фокусника, то ли яд его соавтора, то ли здесь была какая-то тайна.
Шли дни, недели, месяцы. Мировой финансовый кризис вошел во вкус. Мальчик А. восьми с половиной лет, сын графини, был отправлен к бабушке. Счета, не глядя, складывались в стопку. Почтовый ящик содержал одни угрозы подать в суд. Журналы, где графиня работала исключительно для собственного удовольствия, иссякли. Те, в которых пришлось работать исключительно ради денег, тоже протянули недолго. Долги росли. Однажды позвонила Уна Владимировна и спросила, не желает ли графиня кабанины. Графиня задумалась, стараясь выглядеть правдоподобно, затем отправилась к Уне Владимировне и вернулась под самый вечер с куском кровавого мяса в сумочке. Это был ужин для графа, самой графини и графского компаньона. Компаньона ждала дома жена с тремя детьми, а мужчина, который с семи часов утра отбивался от кредиторов всех мастей, искал деньги и успокаивал бастующих рабочих, не имел моральных сил появиться перед ней вот так, сразу.
У мужчин были мрачные, решительные лица и темные круги вокруг глаз, но они смеялись, пусть и нервным смехом. Графиня тоже бодрилась. Получалось у нее хорошо: она знала, что все плохое рано или поздно кончается, главное - не поддаваться панике. Не поддаваться, даже, если в воскресенье, поздно вечером к вашему мужу примчался бледный компаньон, оба отбыли в неизвестном направлении, отсутствовали часа четыре и все это время жена этого компаньона непрерывно звонила вам с рыданиями. И тем более, если оба прибыли после работы, хохоча, как школьники, опасно блестя глазами и пряча разбитые костяшки.
Предчувствуя тяжелые времена, супруги посетили магазин, где, выбирая с особой тщательностью, приобрели одежду в полтора раза дороже, чем обычно. Чтобы иметь приличный вид все то время, пока не будет возможности покупать новую, и вообще никто ни о чем не догадался. Вещи сидели отлично, поднимали настроение и вселяли оптимизм. Жадная графиня цапнула на последние деньги флакон одеколона. Мужского. Себе. Потому что ей так нравится. И вот, однажды утром, уезжая на работу, граф захватил пакет с мусором, пакет с вещами, предназначенными для химчистки, и еще какой-то пакет. Когда он вернулся, оказалось, что теперь у него нет ни двух пар новых брюк, ни четырех рубашек, ни прочего. За неполных два месяца иссяк графинин одеколон – его тайком вылили на себя граф с компаньоном. То есть, конечно, граф вылил вполне легально, а компаньон графа - тайком. Осталось только название: «Live JAZZ».
– Мыла голову посудным средством,- написала графиня Катюше одним солнечным зимним утром.
– Идея, - согласилась Катюша, и тоже помыла голову посудным средством.
Недели превращались в месяцы. Граф бодро заметил, что кризисный опыт явно идет на пользу: графиня, наконец, научилась готовить. Некоторые блюда. И гладить тоже. Теперь у графских брюк только время от времени случалась двойная стрелка. Больше того, граф обнаружил, что его супруга знает, что, например, молоко стало дороже на пять сантимов, а, например, масло – на двадцать, хотя раньше знала такие вещи только примерно и искренне недоумевала, как они могут быть темой для разговора. Впрочем, стоит отметить, что ее сиятельство и теперь не считала, что цены на еду, на всякие там сыр и колбасу – то, что интересно обсуждать. Если, конечно, речь не идет о 1900-х.
Гораздо важнее были, например, иллюстрации. Иллюстратор, получивший после долгих мучений свой гонорар, прислал ужасные картинки. На просьбу «поправить некоторые изображения» был получен категорический отказ. Впрочем, это уже не исправило бы дела. Люди, которых заставили ждать слишком долго, довольно неуступчивы. Но и это был сущий пустяк: Светозар Чернов обнаружил в тексте романа такое количество нелепостей, и, вдобавок, подарил графине такое количество идей, что теперь нужно было переделывать практически все.
Вы знаете, леди и джентльмены, я вот думаю. Ведь я пишу роман. Беспощадно издеваясь (как положено) над героями. И вот если бы я, в конце концов, затруднилась с дальнейшими событиями, и кто-нибудь посоветовал бы:
– А теперь пусть придет какой-нибудь ангел с золотым сердцем и приютит их, голодных, холодных и финансово несостоятельных! После чего им резко ка-ак начнет везти!
Я ответила бы вот что:
– Невозможно. Во-первых, предсказуемо. Во-вторых, слишком невероятно, в жизни так не бывает. А в литературе этот прием избит так, что ей-Богу, становится стыдно. Так делали Шарлотта Бронте, и Чарльз Диккенс, и вообще все. Это, если хотите, составляющая жанра. Формат, как говорят издатели. Банальное, избитое, бесконечно повторяемое всеми везде. Поэтому ваше предложение решительно не годится.