До Бейкер-стрит и обратно
Шрифт:
– Эркин, - эта фраза была чистой данью вежливости, ответ я знала и так.
– Могу я написать вам?
Ангел улыбнулся лукаво, и в руках графини (а руки эти за время беготни в холодную погоду с блокнотом огорчительно огрубели, покраснели, покрылись цыпками) оказалась визитная карточка:
Erkin.R. Guney
Managing Director
– Мы, - ангельский палец (похожий на волосатую сосиску, но все же без всякого сомнения ангельский) ткнул в карту, - находимся здесь. Правый нижний угол, сантиметров пять-семь от конца карты.
– Я напишу своему другу, он поможет вам с изображениями. С историческими фактами. Только изложите мне вопросы.
Эркин посмотрел мне в лицо и засмеялся.
– Я - ваш рождественский подарок, мисс.
На прощанье он подставил щеку. Как я могла ему отказать?
P.S. Вы знаете, леди и джентльмены, что я скажу. Я не полезу в склеп и не приведу на кладбище никого с фотоапппаратом. Жанр авантюры требует нарушить запрет. (Тем более, что англичане нарушают его сплошь и рядом), а удача, говорят, любит наглых. Но она не любит невежливых..
Представьте себе маленький кирпичный дом с колокольчиком над входом. Небольшой двор окружает изгородь из остролиста. Через белые решетчатые окна видна гостиная с пианино в углу, с камином и детскими рисунками на стенах. В гостиной стоит огромная нарядная елка, под которую последние несколько дней клали подарки, и к Рождеству их накопилось уже изрядное количество. Все ходят и косятся под елку, но раньше завтрашнего утра - ни-ни, никаких подарков. Ребенок Саша, пяти лет, часов с двенадцати требует уложить себя спать, чтобы скорее настало утро. Несчастное дитя с трудом доживает до десяти часов вечера и галопом несется в постель. Свет погасили, теперь горят только свечи в бутылках. Первое, что мы делаем конечно, сразу после того, как разлит по бокалам глинтвейн, - взрываем Christmas crackers - рождественские хлопушки. Это совершенно не те тусклые бумажные штучки с вылетающими конфетти, которые взрываем мы на балконе или на улице. Это сияющие, разноцветные хлопушки, завернутые наподобие гигантских конфет. Согласно традиции, вы берете за хвост хлопушку вашего соседа (тот в это время крепко держит ее за второй) и дергаете, что есть силы. Вместо ожидаемых конфетти на пол падает фальшивый бриллиант, маленький волчок или еще какоенибудь сокровище. Но это, леди и джентльмены, еще не все. Вам полагается также бумажная (золотая, серебряная или разноцветная) корона и глупая (это традиция) загадка, ответ к которой прилагает тут же. У меня, например, была такая: «Что бы вы назвали бумерангом, который не возвращается?» Ответ «палку» ввел графиню в некоторое изумление. Ее сиятельство боялась прочесть «себя».
Забавнее всего было, конечно, достать бриллиант из хлопушки: что же еще может получить графиня в поисках сокровищ Агры?
Чем заняты англичане в вечер кануна Рождества, я, признаться честно, не знаю. Ах нет, не совсем: про Рождественские carols мне все же известно. Так вот, их поют. И делают это очень красиво. И тем более красиво поют в семье B., где Света играет на пианино, а Даша - на флейте. Имеется еще бас-гитара, на которой учится играть Даша, и скрипка, которую этой музыкальной барышне как раз положили под елку. Ну, а дальше мы играли в «крокодила» - те, кто никогда не играл в эту игру, наверняка знают ее под названием «немое шоу». Играли на обоих языках, и графине было не каждый раз легко, но ни секунды не было скучно. Если вы хотите представить себе, как это было, более детально, попробуйте загадать самое простое слово и показать его жестами, без слов. Старший сын B., Андрей, гениально показавший «экзистенциализм» (в доме доктора философии вполне простое слово), коварно загадал мне слово «пляж». Можете себе представить. «Экзистенциализм» он показал, приняв задумчивый вид и куря в потолок.
На следующий день было Рождество. С утра мы совершили небольшую экскурсию на еще одно старое кладбище (гораздо более похожее на кладбище, чем Бруквудское, и Бруквудское по душе мне больше), но ровно к трем были дома, на рождественский обед. Почему, спросите вы, именно к трем? Потому, леди и джентльмены, что именно в это время Ее Величество произносит свою рождественскую речь. Обыкновенно она говорит о вечных ценностях - семье, взаимоподдержке и так далее. О чем же еще говорить королеве в Рождество? Не скажу, что слушала, затаив дыхание, потому, что в этот раз речь была об Афганистане, но королева непременно присутствует в каждом доме на рождественском обеде и выслушивается со всей почтительностью. Старенькая, седая, безупречная, со своей всегдашней сумкой (в которой Ее Величество держит расческу и горсть мелочи), и тихим четким голосом.
На этом изящная часть моего повествования кончается. К вечеру приехали друзья B. в количестве примерно десяти человек и мы предались обжорству.
Если попробовать описать вкус рождественского пудинга, то представьте себе столетний дубовый сундук с изюмом, ромом и взбитыми сливками. Я понимаю, что мои слова не вызывают доверия, но это невероятно вкусно. Как жаль, что меня зовут не Алиса! Но пудинг-то по-прежнему пудинг. И манеры у него куда как получше кэрролловского пудинга. По крайней мере, он не хамил, не обижался по пустякам и вообще вел себя крайне скромно. До тех пор, пока к вечеру следующего дня от него не осталось только крошек. Покойся с миром, прекрасный, воспитанный пудинг. Еще одно традиционное блюдо: mince pies - такие штуки, похожие с виду на кексы, заполненные внутри вареньем. Графиня ели и плакали: есть было уже некуда, а не есть невозможно. Это почти вся история о Англии, леди и джентльмены, осталась мелочь: просмотр нового фильма о Холмсе в первый день открытого показа, в кинотеатре «Амбассадор»в Вокинге и прогулка графини по берегу Кнэпхиллского канала (ибо какая же Англия без английских пейзажей?) и письмо.
Письмо пришло за два дня до моего отъезда. Было оно от одной из лондонского журнала. Журналу, как несложно догадаться, требовался автор, и нравилась идея дневника русского человека, осваивающегося в Англии. Так могла бы начаться моя лондонская карьера. На двух условиях: если бы у меня были хоть какие-нибудь деньги для ее продолжения, и если бы я собиралась остаться здесь навсегда. Но почему так?
Мой one-way в аэропорт Стэнстед был самый дешевый, после его покупки осталось пенсов десять. Это означает не только 28 фунтов 50 пенсов (билет на пятнадцать минут раньше был 29 фунтов). Это еще означает, что в каждый из указанных пунктов надо прибыть вовремя. One way включает и метро, и железную дорогу. Но представьте: часа три пути. Четыре пересадки, между которыми минут по пятнадцать. А если я не найду? Если заблужусь? Сяду не в тот поезд?
Вы удивитесь, но добралась графиня без приключений. Точно в срок. Вот и Стэнстед. Вот и нужная очередь.
Боже, какой ужас. Я хочу домой. Я не хочу домой. Я хочу к мужу и сыну. Я не хочу в эту страну. Мое сердце разбито! Ну, дальше понятно. Из воздуха материализовались двое мужчин.
– Спокойно, графиня!
– блеснул глазами Д.Э. Саммерс.
– Все будет так, как должно быть. Алекс, простите, я, кажется, перехватил у вас реплику.
– Нахватались!
– буркнул Фокс.
– Дорогая графиня, природа приключений загадочна и непредсказуема. Мы не можем знать, когда и как именно они случаются.
– А главное, каждый должен заниматься тем, что он любит, - добавил Д.Э. Саммерс.
– Но, - беспомощно спросила графиня, - а как же деньги? Ведь у меня ничего не получилось! Самолет поднялся в воздух.
Эпилог
Мое возвращение домой оказалось совсем не таким, как представлялось. Это было ужасно. Утешало – и абсолютно всерьез – только одно: все живы. Долги графа, оставленный бабушке с дедушкой сын и полное безденежье – все смешалось с один бесконечный кошмар. Потом в доме отключили воду и электричество, и сиятельная, но совершенно бестолковая чета вернулась в родовой замок графини, 46 кв. м., где к тому времени уже жила мать графа. Ободранная ванна, тоскливые обои, в которые въелся запах кухни – и полная невозможность хоть на минуту остаться одной. Графиня сцепила зубы и продолжала писать. «У меня есть граф, – думала она, – и Светозар Чернов. Как сказал бы Остап Бендер: сальдо в мою пользу.» Часть дня только уходила теперь на переписку с редакциями и еще больше – на некий смутный нахальный план, который бы позволил жить в любимом времени, заниматься любимым делом и этим, по возможности, зарабатывать.
Это было нагло, тяжело и безденежно, но меньше графиня не могла. Скоро граф отбыл в Петербург, из Петербурга в Белгород, из Белгорода – в Москву.
– Пан Поберовски, планы меняются. Мы не едем в Германию. Мы едем в Россию.
Со дня на день ее сиятельство ждала сигнала собирать вещи, и только это придавало ей сил. Тем временем попутный ветер принес идею, людей, согласных помочь, и возможности: печать по требованию. Нужное время, нужное место – все, как положено ловцу удачи. Атеистка-графиня осенила себя трусливым крестом и объявила в своем блоге подписку на первую часть романа. Заваленный работой пан Поберовски писал бесконечные извинения: графинюшка, простите, я опять не успел. «Подите к бесу, – бормотала графиня, всеми силами стараясь не приставать с глупостями, – Вы и так сделали столько, сколько не сделать никому!» Текст уже ушел в верстку, а он все сокрушался: