До Эльдорадо и обратно

Кузьмин Александр

– Нам, – уже рыдают в голос Василисы Премудрые, – завтра это всё надо в магазин доставить. Иначе штрафные санкции такие, «что ни в сказке сказать, ни пером описать», как сказано вон в той верхней книжице. Или, чтобы человеку с техническим образованием было понятно, каюк нашим трудам и вашим деньгам. Так что, не соизволите ли вы, уважаемый акционер, приступить к разгрузке? Автобус порожняком, может, с газона и выберется, а народной мудростью обременённый уже пробовал – никак.

– Что ж поделать, – говорю, – пойду алкашей у ближайшего магазина найму разгрузить-погрузить.

– Нет, ни в коем случае! Разве можно книгу, источник знаний, доверить перманентно

нетрезвому человеку? У него же тремор! И запахи! Наши сказки после в магазин заносить откажутся! К тому же им платить надо, а вы вон какой сильный! И нежадный, судя по инвестиционной политике.

Скажите, какой мужчина перед такой наглой ложью из женских уст устоит?

– Ладно, становись цепочкой, уважаемые, от автобуса до помещения. Дождь на дворе, не под живительными же струями литературу складировать! Вот если бы мы её на макулатуру сдавали – тогда другое дело.

Выстроились, женщины и девушки (гражданки всех возрастов были мобилизованы), а я начал из автобуса связки книг швырять, стараясь не промахнуться мимо. И так я физическим трудом на свежем воздухе, вырвавшись из своего кабинета с мусорной корзиной вместо стула, воодушевился, что первую в цепочке девушку приходилось постоянно менять – слишком сильно связки книг швырял. Не могли барышни их просто поймать – в грудь им печатные знания били так, что потом мужьям пришлось происхождение синяков на этом месте как-то объяснять.

Долго ли, коротко ли, разгрузили мы плоды тяжёлого труда (в буквальном смысле).

– Стойте тут, - говорю.
–  Если что, зонтики раскройте, а я пошёл грузовик ловить, подгоню – загружать начнём.

– Нет, нет, вы еще автобус не вытащили!

– Девушки, ваших комплиментов на автобус не хватит!

– И не думайте даже отказаться! Автобус на балансе стоит, вы, что, хотите нам бухгалтерскую отчетность погубить? Нет уж, вытаскивайте!

В общем, и автобус вытащили.

А в целом вся эта история с издательством закончилось благополучно: деньги пропали, издательство через некоторое время – тоже, а с девушками дружу до сих пор.

Эпизод шестой. Автовладелец

«Железный конь идёт на смену крестьянской лошадке!».

Остап Сулейман Ибрагим Берта Мария Бендер-бей

Можете мне не поверить, но в те былинные времена в Нормальном банке руководство относилось с отеческой заботой к нам, простым работникам прилавка. (Кто не знает, слово «банк» происходит от итальянского «банка» – скамья, прилавок). Особенно в этом преуспел зам. – электрификатор. Он, уже после моего ухода, построил целый жилой дом в районе Северного речного вокзала и роздал квартиры всем работникам. Все испытывали большую благодарность к Анатолию Владимировичу, но недолго.

Но я сейчас – про другой случай. Собрал он как-то всех нас во дворе (в помещение всех втиснуть было невозможно, как я уже говорил) и объявил, что все желающие могут приобрести автомобиль «Москвич» непосредственно на заводе и по заводской цене. Честно говоря, я подумал, что это такая проверка на честность – нет ли у кого лишних денег, то есть не подворовываем ли мы на рабочих местах.

Действительно, кто не помнит, достать тогда не деньги даже, а разрешение на покупку автомобиля было для советского человека сродни покорению «Пика Коммунизма» на Памире. Разрешения эти выдавались на предприятиях по специальным спискам, в которых учитывались успехи в работе, отсутствие жалоб на поведение в семье и, самое главное, к какой страте общества ты принадлежал – сначала партработники, потом профработники, потом рабочий класс и крестьяне и лишь потом интеллигенция, поскольку она не класс, а «согласно единственно верному учению», «прослойка». (Мы, научные сотрудники, чтобы не терять лицо, между собой называли себя «начинкой»). Это разрешение позволяло купить автомобиль года через три после получения собственно разрешения. Срок ни у кого не вызывал возражений, поскольку именно столько требовалось обычному человеку, чтобы успеть собрать по друзьям и родственникам требуемую сумму, примерно семь тысяч рублей. Зарплата старшего научного сотрудника была около 250 рублей в месяц, так что как раз года за два, если питаться у бабушки, а одеваться за счёт жены, можно было бы подкопить, но такой режим экономии мало кто выдерживал.

Поэтому эти разрешения получали не только с целью – «Все в “Автодор!”», но и для последующей перепродажи, то есть имея умысел конвертировать разрешение в рубли.

К моему изумлению, Толя не шутил и не провоцировал на признание в хищении. Всем желающим был выдан план площадки для готовой продукции завода «АЗЛК», на котором крестиком была обозначена будка тётеньки, принимавшей оплату и отпускавшей на волю новоявленных владельцев «Москвичей» вместе с этими «Москвичами». На обороте плана был написан пароль, без которого работница быстро посылала наглеца в ж…у.

Когда все разбежались за рублями, я подошёл к неумеренному альтруисту и попросил позволить мне приобрести две машины – для себя и для папы. (Отец по-прежнему ездил на казённом москвиче типа «каблучок», в который, кроме мамы, остальную семью можно было только в грузовой отсек сложить, а там окон не было и сестре с её мужем было душно). Ну, отец, как «замковый камень», на котором держалась вся схема обдуривания акционеров, описанная в третьем эпизоде главы, без вопросов получил добро.

– Только ты, – сказал мне Анатолий, – давай побыстрее, успейте с родителем до подхода главных сил трудящихся – не надо ненужных вопросов.

Эх, вот тут и наступил мой звёздный час! Представьте только: я, которого отец всю жизнь обзывал научным сотрудником, использовал только на подсобных работах, да и то из жалости, звоню в Калугу и приказным (!) тоном выдаю:

– Быстро (!) собирай деньги, где хочешь – достань, а завтра утром, с рассветом, я тебя жду на площадке готовой продукции АЗЛК – «Москвич» тебе покупать будем!

– Ты что там, белены объелся? – отвечает отец.

– Не ел я ничего ещё сегодня, для тебя машину выбивая! Есть машина! «Седлайте коней, господа офицеры! Во Франции революция!».

Эта бессмертная фраза была весьма к месту, поскольку обозначала «коренной перелом» в моём имидже. Как мне потом рассказывала мама, родитель ходил весь вечер, шевеля губами и вздыхая – никак не ожидал от меня такого фортеля. А наутро собрал, всё что дома было, чего не было – занял и прибыл по указанным координатам.

Прибыл он не один, а с «сотрудником для особых поручений». Этого сотрудника я очень не любил, поскольку при любой командировке в Москву он первым делом бросался в магазин за апельсинами и колбасой и только потом, если время оставалось, приступал к выполнению командировочного предписания. Тем не менее, он считался спецом по дефициту и должен был оценить: машину нам будут продавать или муляж. Как выяснилось потом, основания для сомнений были.