До новых снов с тобой...
Шрифт:
– Я люблю тебя, – перебил он. – Я всю свою жизнь буду любить только тебя.
Крики чаек стали слишком оглушительными. Слезы удалось перебороть, а с болью становилось все труднее совладать. Такое признание на собственной свадьбе! Елена ощущает, как дышать становится легче и тяжелее одновременно. Девушка собирается сделать чистосердечное признание и окончательно пасть!
– Деймон, за все эти шесть лет я не переставала…
– Деймон? – чей-то голос прервал речь цыганки. Шатенка обернулась и увидела невесту. Кэролайн была красива в свадебном платье, и ее голубые глаза тоже напоминали океаны. Миссис Сальваторе подошла и, обняв мужа, взглянула на Елену: – Почему ты не пригласишь
Деймон обнял Кэролайн в ответ, но продолжал внимательно смотреть на Елену, которая из последних сил пыталась совладать с собственными эмоциями. Солнце стремилось к закату, как и их возможности на совместное счастливое будущее. Шатенка чувствовала, как идет ко дну, как она тонет, как ее раздавливают пласты вод обстоятельств и боли. Им нельзя любить друг друга, но он продолжают любить. Этот взгляд – словно самая отчаянная молитва, словно раскаяние и признание в самых запретных чувствах.
Елена хочет что-то сказать, но не решается. Она разворачивается и медленно уходит. Деймон провожает ее взглядом, а Кэролайн целует в щеку и ведет в сторону ресторана.
Что они могли дать друг другу в жизни? Ни детей, ни брака, и даже церковь не примет в свои объятия двух отчаянных людей.
Елена ощутила песок под ногами. Сняв обувь, девушка поставила ее на деревянный подмосток и босиком пошла по песку, вдоль берега. Солнце освещало море и силуэт девушки. Когда-то Елена, подобно розе, тянулась ввысь, к солнцу. Сейчас она пряталась от тепла, стремилась к холоду.
«Я тоже не хотела жить… Я была из фарфора, даже когда была влюблена в Тайлера. А сейчас я жива… Жива благодаря тебе».
Цыганка ощущала, как песок согревает ноги, которые устали от заемного праха и вечной ходьбы по лезвию. Елена была уверена в том, что убила любовь! Но оказывается, что только приглушила. Девушка узнала о бракосочетании сегодня из газет. Ссора с Клаусом, но Гилберт отправляется на встречу, вручает какой-то глупый подарок и уходит. Елена почувствовала холод морских вод на ногах. Она остановилась, посмотрела на морскую гладь, а потом бросилась вон…
Девушка бежала быстрее и быстрее, желая убежать как можно дальше от ярких чувств, которые надевают кандалы и отнимают право на счастье. Елена бежит, и ей кажется, что бег спасает. Появляется боль в ногах и отдышка, но все это ничто, по сравнению с состоянием внутри души. Елена бежит быстрее и быстрее, чувствуя, как зыбкие пески сковывают движения. Здесь должны быть кочующие таборы, где Елена сможет забыться. И Гилберт мчится именно к ним, вспоминая, что она – Дрина. Цыганка, которая никого не пускает в свое сердце и никому не рассказывает о своих чувствах! Юная Дрина, внешние обстоятельства тебя закалили… И сделали тебя слабой. Любовь сломила тот стержень, который достался тебе от родителей. Ты проиграла все свои битвы, тебе не вручат награду, ты станешь главной темой обсуждения… А потом о тебе забудут. Ведь ты больше не будешь интересна.
Елена видит впереди костер и то, как развиваются цветные ткани одежды. Знакомое наречие, знакомые пляски и знакомая музыка. Елена настигает табор, и все затихают, видя новоприбывшую. А Гилберт больше не может молчать. Она выхватывает у парня бутылку рома и начинает пить. Еще и еще… Хмель притупляет боль и все минувшие событий кажутся мелочью. Девушка откидывает бутылку, и ром разливаются по песку. Пламя согревает плечи. Слышен звон браслетов, слышен сильный голос Елены, а потом все улыбаются, видя красивые танцы Елены. Она танцует, а ткань юбки развивается. Кто-то начинает подтанцовывать и подпевать, кто-то – бить в бубен. Девушка набирает обороты и танцует, наслаждаясь тем, чего она так давно не видела.
Старая цыганка София смотрит на отчаянную девушку,
Несколько минут забвения, – и Елена падает возле костра. Она смотрит на пламя и дает волю слезам. Из-за чего ее так ломает, помимо любви к своему же отцу и смерти матери? Из-за Клауса. Елена обещала любить и быть верной, но понимала, что не может это сделать. Ник столько дал ей в жизни, реанимировал, заставил жить и бросать его бесчеловечно, а возвращаться к Деймону нет возможности. Вот и все. Тупик. Эту стену не проломить.
Кто-то касается подбородка девушки, и Елена обращает взгляд на красивую женщину. Елена не знает еще ее имени, не знает ничего о ней, но девушка обнимает цыганку и дает волю рыданиям. Она чувствует, как София обнимает ее, как пламя от костра согревает озябшее тело. Сзади слышатся цыганские напевы про парня, которого не стоит будить, пока «ромалэ солнышко не взойдет». Девушка обнимает цыганку, а та просто молчит и успокаивает. Елена осталась одна. Совсем одна.
– Оставайся с нами, – с ярким акцентом проговаривает женщина, – мы тебя не дадим в обиду. Как тебя зовут?
Елене хочется отказаться от собственного имени, отречься от семьи и своей судьбы. Так она и делает.
– Дрина, – отвечает цыганка, бесчувственно смотря на пламя костра.
– Дрина… красивое имя. Цыганка Дрина… Сломили тебя… Ну ничего, – София укрывает девушку, которая начинает медленно засыпать, – ты из живучих… Выстоишь.
====== Глава 47. Взлетая к небу, иду ко дну. ======
Елена ушла в табор. Она известила об этом Клауса, но не оставила никаких координат. Девушка появилась спустя пару дней. Она зашла домой и увидела спящего Клауса. Рядом была начатая бутылка виски. Гилберт внимательно посмотрела на этикетку и, улыбнувшись, коснулась плеча мужа. Тот отмахнулся, пошевелился и, перевернувшись на спину, открыл глаза. Мужчина внимательно посмотрел на шатенку, потом протер глаза и, выпрямившись, внимательно посмотрел на девушку, словно убеждаясь, видение это или реальность. Девушка улыбнулась и, придвинувшись, поцеловала мужчину в щеку. Тот окончательно пришел в себя и обнял Елену. Цыганка обнимала его крепко, умещая в этом объятии всю свою любовь к мужу.
– Где же ты была?
– Прости, – промолвила девушка, отстраняясь, – мне просто надо было подумать. Теперь я не уйду.
Клаус привлек девушку и впился в ее губы. Что чувствовала цыганка – было неизвестно. Но что испытывал Майклсон? Облечение и радость того, что Елена вернулась. Девушка отстранилась и, поднявшись, подошла к окну. Тяжелые шторы были распахнуты, и солнечный свет наполнил просторы спальни.
Майклсон оглядел девушку. Она была одета в красивое платье черного цвета, усыпанное красными цветами. Множество украшений, монеток и прочих безделушек были на складках одежды. Звон ее браслетов разрывал затянувшуюся паузу. Волосы были собраны в красивую косу, а оголенные участки тела привлекали к себе внимание.