До пепла...
Шрифт:
Как сквозь зубы цедил, словно бы она его внезапно бесить и раздражать начала.
— Не переживай. Я тоже, — вдавив ногти в ладонь свободной руки… хмыкнула Антонина. Надрывный то ли стон, то ли всхлип прятала, но ему об этом знать не обязательно. — Да, с тебя желание, кстати, Пархомов. Помнишь? За тот балет, на который мне совершенно не хотелось. Я сообщу, когда выберу звезду. Письменно. Ты же всегда слово держишь, верно? — отключилась до того, как он успел бы ответить.
И… Запустила телефон в стену напротив со всей силы, вздрогнув от треска разбившегося аппарата. Истерика…
Закусила
Тяжело, в горле хрип душит, все то же треклятое непонимание держит в тисках сознание! Ничего яснее не стало! Все только хуже… Этот голос его — лучше бы не слышала!
В голове звенит, внезапная, невыносимая боль виски обхватила, давит, сжимает, словно и череп вот-вот лопнет, не выдержав. Грудь стиснуло, задыхается! Разорвать воротник блузы хочется, чтобы свежего воздуха глотнуть! Ухватилась, дернула, кажется, шею сама себе поцарапав ногтями в этом неистовом порыве.
В горле кислотой печет… И глаза жжет… Но и слез нет. Ничего… Только колотит, как в жесткой лихорадке.
Она горела! Обидой, злостью, непониманием и гневом! Такой невыносимой сейчас любовью к нему, что нутро выжигала, кажется, причиняя реальную боль. А Тоня ни закричать не могла, чтобы хоть часть этой муки из себя выпустить, ни разрыдаться — снаружи как льдом сковало… Подобно извержению вулкана, когда раскаленная лава на дно океана изливается или в ледниках…
Ее изнутри до пепла выжигает, разрывает на ошметки, корежит сердце, разум болью клеймит, а на самом деле… Тоня молча стоит посреди своего кабинета, раскачиваясь. И даже двинуться не может никуда, на диван сесть… Зачем? Так сложно это. Так… бессмысленно…
Сама не поняла, когда медленно на пол опустилась, подтянув под себя ноги. Разбитый телефон у стены мигнул какой-то смазанной судорогой, кажется, приняв сообщение.
Ты смотри, экран весь в трещинах, цвета расплылись, засветилось все, а работает… Точно, как она сама, похоже…
Дикая аналогия, обидная, крушащая и растаптывающая ее сердце и гордость… Но лишь подчеркивающая тот факт, что Тоня успела влюбиться в Дамира непозволительно сильно. Полюбила того, кого знала же, что не стоит. А он… А ему было просто хорошо. И этот мужчина ей не обещал ничего.
Кроме звезды с неба, кстати, которую теперь придется достать!
Сквозь закушенные губы прорвался придушенный дурной смешок… Нет, всхлип.
Уткнулась лицом в колени. Нельзя. Она же в офисе! Здесь точно не место для истерик. Их никто не любит, не только Пархомов. А то, что у нее внутри все раскаленным железом жжет… Это ее боль и проблемы, не окружающих…
Или просто то самое ошеломление и ступор еще не исчерпаны, помогают держаться… зубами вой сквозь пересохшие губы не пропускать, выступившей каплей крови сдерживать…
— Ты — дебил! — Чехов стоял в другом конце кабинета и с осуждением, недовольно смотрел на него.
Дамир затылком этот взгляд друга чувствовал, хотя сам уперся лбом в холодное стекло панорамного окна. Телефон в руке молчал, и ему звонить Тоне уже не стоило. Нельзя.
Только вот пальцы не разжимались
Выдохнув сквозь зубы воздух так, что в глазах потемнело от удушья, Дамир повернулся и заставил себя отложить телефон, медленно, с усилием разжимая палец за пальцем.
ОН справится. Даже если сейчас ощущение, что Дамира через грейдер пропустили и бросили подыхать на асфальт.
Да, Антонина слишком глубоко в него проникла, не ожидал. Просочилась в мышцы, переплелась с нервными волокнами, кажется. В голове его обосновалась… в груди, где сейчас воронка, словно после взрыва гранаты. Но он справится!
Все не так критично, как пытается убедить его Санек, продолжая сверлить трагичным взглядом. Переживет, раз сейчас не подох. Не так и долго они были вместе. Переболеет. Выкричет эту чертову боль, саму Тоню из себя, когда ночью один останется! Может, на это тоже полтора месяца понадобится, но справится. Выкурит горечью табака из своих легких ее запах, ожогами от сигаретного фильтра память о ее коже под его руками сожжет… Зато вместе с собой в это дерьмо не втянет!
— Я не спрашивал твоего мнения или совета, Саня, — не подняв глаз, отрезал Чехову.
— Так в том и проблема твоя, б****! Что ты никогда не спрашиваешь совета! Как и Леха! Сам все решаешь! Сам придурочные выходы находишь! Идиот упертый! — не сдержался Чехов, заорал.
Выдохнул резко, как самого себя осаживая, глянул на Дамира тяжело исподлобья. Но он пропустил мимо ушей, у них всех сегодня тяжелый день, простительно…
— Кто мешает поговорить с ней и рассказать, а?! — уже тише, но не сбавив наезда, поинтересовался. — Тоня же умная, и поймет, и еще узнает, может, что…
— Я не спрашивал! — хрипло повторил Дамир, похолодев при одной мысли, что она в это влезет из-за него.
— Тупой дебил!!! Ты ведь сам еще не понимаешь, как накрепко уже к ней привязан! — психанул Санек и, раздраженно дернув дверь, вылетел в приемную.
Дамир не останавливал. Вытащил сигарету и вернулся к окну. Вновь прижался пылающим, казалось, лбом, к холодному стеклу.
Все он понимал… Или нет?
Твою мать! У него было до хрена и больше сейчас причин, чтобы мозг парить! И проблем внезапно столько, что на год небольшой стране хватит. А он о Тоне и ее голосе думает!..
Ладно… Ладно. Окей. Живой человек. Имеет право, тем более, когда так, в ошметки, впервые в жизни…
Ладно. Сейчас выкурит эту сигарету, проживая, выжигая эту хренову боль за грудиной. И все, затушит, дальше пойдет…. Позволяет себе эти пару минут безмолвного внутреннего ора, пока сигарета тлеет…
Щелкнул зажигалкой, прикуривая. Наощупь, не оборачиваясь, вновь телефон взял.
«Я всегда держу слово», — набрал, почти не видя букв за дымом, который выдыхал. Отправил.
Вновь отложил аппарат, упорно глядя в окно и затягиваясь. И по хрену, что там делает Чехов, куда занесло… Скорее всего, в курилку, конечно. Просто злой, не хочет с ним один на один сейчас оставаться. Тоже правильно. Оба на подрыве и на грани… Еще подерутся... На кой черт? Достаточно забот и без мордобоя.