До поворота (Кровавый Крым)
Шрифт:
— Возьми меня лучше под руку.
— Как?
— Вот, — Слава чуть оттопырил локоть и положил ее ладошку себе на руку.
— Держись легче, но не выскальзывай. Ты что, не умеешь под руку ходить?
— Нет, — Мила встала в балетную позицию, чуть отведя ногу в сторону, — этому меня еще никто не учил, — она хитро улыбнулась из-под шляпки.
Хорошо, что уже темнело, и Мила не заметила слабого румянца не его щеках. Под руку Слава шел только один раз с мамой, за несколько месяцев до ее гибели. Она его учила, как надо правильно себя вести с девушкой. Брат и отец смеялись
— Не юродствуй. Иди спокойно и не дергайся. Вот, так лучше…
— Правда? — она поднялась на цыпочки и, чуть отведя шляпку в сторону, поцеловала его в щеку.
Аллея, обрамленная гипсовыми мускулистыми придурками, закончилась выразительными тумбами, перегораживающими въезд машинам. Машин, правда, было пока всего две — две лиловых «девятки» стояли с обеих сторон от лакированной ведущей в подвал двери с красной надписью «Бар». На втором этаже находилась прозаическая пельменная, работавшая до шести часов. Сейчас на ее чугунной двери висел амбарный замок. Сквозь штору был виден силуэт уборщицы, закидывающей на безвольные столы рогатые стулья.
— Хочу в кабак! — направилась прямиком к двери бара Мила.
— В таком виде? — Слава даже испугался.
— А что? — она гневно сверкнула на него глазами, — Я плохо выгляжу?!
— Да нет, — он еле придумал оправдание, — просто надо принять душ. Привести себя в надлежащий вид…
Мила почесала в затылке:
— Да, косички слиплись.
Они пошли дальше. Дальше, сразу за отремонтированным домом с баром и кафе, оказалась нежно-голубая развалина. В ней кто-то жил. Называлась она «вилла Ксения» — на облупившейся стене было выложено название буквами, которые когда-то, давно, покрывала позолота. Мила сразу сунулась в проход наверх, и оттуда стала гровко звать Славу. Боязливо оглянувшись, Слава поднял с тротуара увесистый булыжник и поднялся по ступеням. Странное здание. Второй этаж, на котором они находились, оказывался крышей, а крыша затем переходила в тротуар с деревом, кустами и строительным мусором. Они вышли на соседнюю улицу. Улица повела их вверх, потом еще, потом загнулась налево. И они оказались на автодороге без тротуара. Сразу за бетонными плитами справа от дороги начинались шиферные крыши домов.
— Вот это да! — восхищенно выдохнула Мила, разглядывая живую пропасть, заполненную зеленью деревьев, гигантскими шпилями-свечами кипарисов, держащими небо. Они казались пальцами этого сказочного города-ладони. Со всех сторон из зелено-голубой бездны поднимались дома. Они не могли целиком вырваться за грань, соединяющую вершины гор и горизонт. Солнце садилось, и тень поглощала город. Оставались только острые шпили-минареты, купола и кипарисы.
— М-да, — Слава едва успел отдернуть ее в сторону, мимо пронеслась зеленая «Вольво».
Они пошли под горку и оказались перед уродливым зданием-столовой, похожим из-за своих стекол на медузу. Дальше шла забегаловка-пивная. Там собирались мужики, стояли за стойкой с привычными кружками. Потом неожиданно показался культурный центр: автобусная остановка, за ней опустевший рынок, закрытые магазины. Растерявшись, Слава зашел в здание автовокзала. Касса закрыта, последний автобус уже ушел. Всего автобусов было три — двухчасовой, трехчасовой и шестичасовой.
— Что делать будем? — спросил у Милы Слава. — Я устал.
— Я тоже. — она поискала и нашла глазами скамейку.
— Что? Комната нужна? — спросила самая старая из занимающих скамейку женщин.
— Нужна. — одновременно ответили Слава и Мила.
Старуха нахмурилась и встала, грозно оглядела их с головы до ног. Потом еще раз.
— На машине? — спросила их, чуть пожевав губами.
— Нет. — Ответив, Мила чуть отступила за славину спину и прижалась.
— А вещи где? — старуха все еще хмурилась.
— Друзья увезли… — снова встряла Мила.
— На машине?
Оставалось только кивнуть.
— Потерялись? — старуха чуть подобрела, но не сдавалась, — паспорта есть?
Кивнув, Слава предьявил свой паспорт. Пролистав странички, старуха вернула паспорт и подошла к полной женщине лет сорока:
— Анна, возьмешь постояльцев?
— Так им надолго? — она тоже оглядела Славу и Милу с головы до ног. Но дольше смотрела в глаза.
— Не знаю, — честно признался Слава.
— Сразу за неделю, вперед, — встряла бабка.
— Нам разменять только надо, — Мила достала стодолларовую купюру.
— Щас, — бабка крикнула вглубь вокзала, — Михалыч, банку открой!
Немного подождали. Из здания вышел мускулистый парень лет двадцати с небольшим. Бритый ежиком, в темных очках и цветастой с пальмами и попугаями футболке:
— Че надо? — равнодушно скользнул взглядом по милиной бумажке Михалыч, — закрыто уже.
— Ладно-ладно, — грозно цыкнула на него бабка, — разменяй хошь по своему курсу, хошь по симферопольскому. Ребята не обидяться.
— Мне рублями надо, — встряла Анна.
— Возьмете фантиками? — спросил Славу Михалыч, доставая ключи.
Слава кивнул. Взяв купюру, Михалыч вошел к себе. Тетки остались шушукаться снаружи, лишь поглядывая через решетку, как Михалыч не торопясь проверяет деньги. Анне он выдал отдельно стопку, Славе отдельно.
— Все? — переспросил Михалыч через окошко.
— Все-все. — старуха сунула ему в руку бумажку.
— Да ну тебя, Григорьевна. — вернул деньги Михалыч, — последний раз деньги тебе во внерабочее время меняю. Узнают из Симферополя — вышибут взашей! Будешь меня в своем кооперативе кормить?
Бабки на скамеечке весело засмеялись:
— Рикитером возьмем, охранять нас станешь…
— Анна Андреевна, — представилась женщина, — ну, вы со мной идите. Я вас к хозяйке пристрою. Она завтра ваши паспортные данные перепишет. Деньги я ей отдам. Живите себе, отдыхайте…
Неприятное предчувствие новой драки снова охватило Славу. Слишком все хорошо, слищком гладко. Он подозрительно присматривался к Анне Андреевне, темнеющим по склону кустам, но пока ничего не происходило. Оставив их на пару минут в квадратном дворике, Анна Андреевна проскочила в какую-то распахнутую дверь, прикрытую занавеской. Оттуда донеслись веселые голоса, детский смех. На улицу, вытирая руки о передник вышла хозяйка, глянула на Милу и Славу: