До самого неба
Шрифт:
Незнакомец, видимо, сочтя, что Уман Ик’Чиль увидел достаточно, снова приблизился к нему, держа в руках глиняную миску. Дружелюбно улыбнулся и произнес:
— Лечить, — и показал содержимое миски: кашицу из листьев и кореньев, распространявшую смутно знакомый Уман Ик’Чилю запах.
Так. Выходит, он, всё же, немного знаком с местными языками. И знает травы, которые здесь растут. И явно не имеет враждебных намерений…
Уман Ик’Чиль позволил юноше обработать раны, попутно отметив, что серьезных увечий река ему не причинила. Да и те, что были… уже промыты и подлечены. Похоже, спаситель занялся лечением сразу, как вытащил Уман Ик’Чиля из воды — вот почему не чувствовалось боли. Всё это говорило о том, что незнакомца можно не опасаться.
— Кто ты? Откуда? — спросил Уман Ик’Чиль. Поймет ли?..
Юноша, отложив миску, посмотрел на него и что-то произнес на своём языке. Может, он и понял вопрос, но Уман Ик’Чиль не понял его ответа.
— Откуда? — повторил он. И вспомнил: торговцы, доставляющие в Чак’Балам товары из дальних краев, рассказывали, что некоторые кочевые народы на севере строят подобные жилища и носят похожую одежду. — Ты пришел с севера? Север?
Юноша радостно заулыбался:
— Север, да! — согласился он. И, обхватив себя руками, изобразил, будто дрожит. — Далеко север. Холод. Не как здесь.
Нет, народов из таких краев здесь ещё не было.
— Где твоё племя?
Юноша, наморщив лоб, изо всех сил старался понять.
— Где другие? — терпеливо добивался своего Уман Ик’Чиль. На его плечи, по обычаю, были нанесены знаки рода. Но на теле юноши он ничего подобного не находил. Оставалось надеяться, что отыщутся понятные слова. — Твой род?
— Другие, да, — наконец, откликнулся юноша. И указал рукой куда-то в сторону: — Другие там. Не здесь. Вода вниз.
Значит, вниз по реке… А юноша доверчив — вот так, сразу сообщить незнакомцу, где находится его племя. Впрочем, Уман Ик’Чиль понимал, что вряд ли выглядит сейчас угрожающе, скорее уж — жалко.
— Почему ты один? — снова спросил он у юноши.
Тот понял. И сразу посерьезнел.
— Стать… — тут он произнес несколько слов на своём языке. Как показалось Уман Ик’Чилю, торжественно, так можно говорить о каком-то священном обряде. — Стать… сильный.
О подобном Уман Ик’Чиль тоже слышал. У некоторых охотничьих племен есть обычай: оставлять юношей в лесу одних на какое-то время, чтобы те смогли обходиться самостоятельно. И только тот, кто пройдет испытание, сможет стать полноправным мужчиной рода. Сам обычай Уман Ик’Чиль счел правильным, хоть и не находил ничего разумного в том, чтобы соблюдать его на чужой земле. Юноша кажется умелым охотником, это верно, но здесь есть другие племена, да и дикие звери… Тут, однако, взгляд Уман Ик’Чиля наткнулся на сложенное у входа оружие: копье, лук со стрелами — на взгляд опытного воина, неплохо сработанное. Да, юноша не безобиден, может за себя постоять. Как, видимо, и другие мужчины его племени. Недобро кольнуло: они сильные, у них хорошее оружие. Сколько их пришло в эти края? Нет ли новой угрозы для народа Красного Ягуара?
Но Уман Ик’Чиль отвел от себя злые мысли — негоже платить недоверием тому, кто… Кто вернул его на прямой путь. «Ицамна привел тебя ко мне, юный охотник. Ты — мой знак удачи, того, что Творец не отвернулся от меня». И, окончательно отбросив настороженность, он улыбнулся своему спасителю:
— Моё имя — Уман Ик’Чиль. А твоё?
— Твоё? — юноша растерянно прикусил губу.
Уман Ик’Чиль приподнялся, сел… он всё ещё чувствовал страшную слабость… Указал на себя нетвердой рукой. Повторил:
— Уман. Ик. Чиль, — указал на юношу: — Ты?
— Чиль… — эхом повторил тот. Опять заулыбался, показав на Уман Ик’Чиля, воскликнул: — Чиль!
Пусть так. Уман Ик’Чиль не стал поправлять. Должно быть, юноше нравилось это имя. Или на его языке оно обозначало что-то хорошее… А возможно, по обычаю его народа, назвать имя — было знаком особого доверия… Как бы то ни было, юноша ударил себя кулаком в грудь и торжественно произнес:
— Шанук!
Уман Ик’Чилю, конечно, ничего не говорило это имя, но понравилось его звучание.
— Хорошо. Шанук.
Нестерпимо захотелось снова прилечь. Сила не торопилась к нему возвращаться, и Уман Ик’Чиля от малейшего движения одолевала усталость. Юноша увидел это, подошел, мягко нажав на плечи, уложил обратно. Строго произнес:
— Чиль быть слабый. Теперь Чиль есть.
С этими словами он отошел к огню, там лежали между камнями кусочки… мяса?.. Шанук, проследив его взгляд, показал на кусочки, затем на оленью шкуру:
— Зверь. Такой.
Оленина, выходит. Запах ударил в ноздри, разбудил голод. Уман Ик’Чиль жадно смотрел на мясо, от которого отвык за долгий срок воздержания…
Шанук бросил один кусочек в огонь, что-то нашептывая… Уман Ик’Чилю пришел на память ещё один рассказ путешествующих торговцев. О загадочных обычаях Севера: мол, есть там народ, чьи жрецы знают Тайное Слово, и шепчут его огню, а уж дым приносит Слово прямо к богам. И будто бы боги слушают Тайное Слово больше, чем заклинания мудрых жрецов Чак’Балама. Уман Ик’Чиль не поверил тому рассказу… может, зря не поверил?..
Шанук отвлек его от этих размышлений. Присел рядом, поднес кусочки к самому рту Уман Ик’Чиля, приказал:
— Есть! Чиль есть!
Кто осмелится приказать Уман Ик’Чилю? Только боги да халач виник. Но Чак’Балам далеко, а юный кочевник — рядом, и знать не знает, кого решил кормить с руки. Это не рассердило Уман Ик’Чиля, а позабавило. Да и прав Шанук: надо подкрепиться, не хочет же он и дальше оставаться слабым. И голод… От одного лишь мясного запаха рот заполнился слюной. «Но как же очищение?» — внезапно опомнился Уман Ик’Чиль. Не осквернит ли он себя этим мясом? Но сомнение было недолгим: — «Ицамна привел его. Значит, он чистый. И всё, что он даёт — чистое».
Только одного не смог себе объяснить Уман Ик’Чиль. Почему не взял мясо сам, своими руками — ведь не так уж он и слаб. Почему захотел ухватить ароматные кусочки прямо с ладони Шанука, касаясь губами пальцев, пахнущих костром…
— Шанук.
— Чиль.
…Вскоре сытость сморила его. И, засыпая, он слышал тихое нашептывание рядом. Слова чужого языка журчали прохладным ручьем, вымывая из сердца тревогу…
…Сон не скоро отпустил Уман Ик’Чиля. Шанук за это время успел удачно поохотиться — судя по тому, что теперь сидел на корточках у огня и разделывал свежее мясо. Оглянулся на проснувшегося Уман Ик’Чиля, весело спросил: