До свидания там, наверху

Леметр Пьер

Дюпре же лишь молча смотрел, что происходит; подготовка этого приема заняла у него больше времени, чем организация работы на шести новых площадках, где он пропадал днем и ночью, просто руки опускались.

Все четверо направились к машине.

Ощущение было двойственное. Поняв, что министерский посланец не приехал, они почувствовали разочарование… и в то же время облегчение. Разумеется, они ничего не боялись, потому что тщательно подготовились к этому приезду, однако проверка есть проверка, такие дела, как известно, что ветер: куда подует, туда все и клонится.

С тех пор как выплыла история с захоронениями в Дампьере и китайцами, Анри д’Олнэ-Прадель сбился

с ног, пытаясь везде поспеть. К нему было не подступиться. Он постоянно надзирал за Дюпре, давая ему противоречивые приказы. Действовать быстрее, сократить количество рабочих рук, обходить правила, но только незаметно. С тех пор как он нанял Дюпре, он все время обещал ему повысить жалованье, но до сих пор не повысил. Что, однако, не мешало ему повторять: «Я ведь могу рассчитывать на вас, Дюпре, не так ли?»

– Все же министерство могло бы и раскошелиться на телеграмму, – посетовал Поль Шабор.

Он сокрушенно покачал головой: за кого держат их – верных слуг Республики, по крайней мере, нужно предупреждать и тому подобное. Собираясь уже сесть в автомобиль, они услышали замогильный хриплый голос, заставивший их обернуться:

– Это вы с кладбища?

Говорил довольно крупный, с маленькой головой пожилой мужчина, напоминавший обглоданную птицу. У него были длинные руки и ноги, красноватое лицо, низкий лоб, коротко стриженные волосы, росшие низко, почти от самых бровей. В придачу скорбный взгляд. Добавьте ко всему, что одет он был совершенно нелепо: изношенный сюртук довоенного покроя, незастегнутый, несмотря на холод, из-под которого выглядывал вельветовый коричневый пиджак, весь в чернильных пятнах, на котором не хватало половины пуговиц. Мешковатые серые брюки и бросавшиеся в глаза огромные, непомерные, почти библейские башмаки…

Чиновники потеряли дар речи. Люсьен Дюпре опомнился первым. Он шагнул к незнакомцу, протянул руку и спросил:

– Господин Мерлен?

Представитель министерства выдал какой-то едва заметный звук – обычно так пытаются вытолкнуть застрявшую в зубах пищу. Ццит. До встречавших не сразу дошло, что на самом деле у этого типа вставная челюсть, которую он таким отвратительным образом возвращал на место. Этот звук повторялся на протяжении всей поездки в машине. Хотелось дать ему зубочистку.

По изношенной одежде, здоровенным, покрытым грязью башмакам, всему облику Мерлена можно было предвидеть, а вскоре, едва они отъехали от вокзала, и убедиться в правоте своей догадки: от этого человека дурно пахло.

По дороге Ролан Шнайдер счел уместным пуститься в объяснения относительно стратегически-географически-военного характера местности, которую они пересекали. Жозеф Мерлен, похоже вовсе не слушавший, перебил его на полуслове, спросив:

– На обед… можно получить курицу?

У него был довольно неприятный, гнусавый голос.

В 1916-м, в начале битвы под Верденом – десять месяцев боев, триста тысяч убитых, – земли Шазьер-Мальмона, оказавшегося неподалеку от линии фронта, оказались на некоторое время удобным местом захоронения погибших (здесь были неплохие дороги, ведущие к ближайшему госпиталю, бесперебойному поставщику трупов). Из-за постоянного перемещения войск и стратегических метаний квадрат, где были похоронены более двух тысяч тел, во многих местах подвергся разрушениям. Никто не знал, сколько солдат здесь погребено в действительности, поговаривали даже, что тысяч пять, что ж, вполне вероятно, так как эта война побила все рекорды. На таких временных кладбищах были организованы конторы, где велись записи, планы, составлялись ведомости, но когда за десять месяцев

на голову падает пятнадцать или двадцать миллионов снарядов, а в некоторые дни по снаряду каждые три секунды, а вам тем временем в апокалиптических условиях нужно захоронить в двести раз больше солдат, чем предполагалось, то ценность реестров, планов и прочих документов становится весьма относительной.

Государство решило создать огромный некрополь в Дармевиле, куда будут перенесены захоронения с ближайших к нему кладбищ, в частности с тех, что находятся в Шазьер-Мальмоне. Так как никто не знал, сколько тел подлежит эксгумации, транспортировке и захоронению в новом некрополе, было трудно составить общую смету будущих работ с соответствующим бюджетом. Государство платило поштучно. Сделка без всякого конкурса досталась Праделю. Он рассчитал, что если эксгумируют две тысячи тел, то он сможет перестроить в Сальвьер стропила в половине конюшен.

Если перезахоронят три с половиной тысячи, то хватит на всю конюшню.

А если свыше четырех тысяч, то удастся реконструировать еще и голубятню.

Дюпре привез в Шазьер-Мальмон около двух десятков сенегальцев, а чтобы угодить властям, капитан Прадель (Дюпре продолжал называть его так по привычке) согласился нанять на месте еще нескольких рабочих.

Прежде чем приступить к делу, сначала эксгумировали востребованные родственниками тела, в нахождении которых все были уверены.

В Шазьер-Мальмон прибывали целыми семьями, нескончаемое шествие со слезами и стенаниями, непослушные дети, пожилые ссутулившиеся родители старались ступать аккуратно по доскам, положенным в ряд, чтобы не угодить в грязь; как нарочно, в это время года все время шел дождь. Преимуществом в данном случае было то, что в проливной дождь тела извлекали быстро, никто не требовал церемоний. Приличия ради на эту работу послали рабочих-французов, тот факт, что солдат будут откапывать сенегальцы, неизвестно почему шокировал некоторые семьи: здесь что, считают эксгумацию их сыновей задачей низшего ранга, которую можно доверить неграм? Пришедшие на кладбище дети, завидев вдалеке этих крупных чернокожих, мокрых от дождя людей, которые копали землю и переносили ящики, больше не сводили с них глаз.

Этот семейный этап занял уйму времени.

Каждый день капитан спрашивал по телефону:

– Ну что, Дюпре, скоро конец этому идиотству? Когда приступаем?

Затем начался самый долгий этап работы по извлечению тел остальных солдат, которые были предназначены для захоронения в военном некрополе в Дармевиле.

Задача оказалась непростой. Зарегистрированные по всей форме захоронения не представляли трудностей, потому что сохранился крест с именем погибшего, но были также и другие могилы, которые предстояло еще идентифицировать.

Многие солдаты были похоронены с половинкой идентификационного знака, но далеко не все; иногда проводилось целое расследование с учетом предметов, найденных в могиле, в карманах одежды; тела откладывали в сторону, вносили имена погибших в списки и ждали результата поисков, находили всего понемногу, а иногда совсем мало, особенно когда земля была перепахана… Тогда записывали просто: «Солдат. Имя не установлено».

Работы шли полным ходом. Уже эксгумировали около четырехсот трупов. Приходили грузовики, доверху наполненные гробами; одна бригада их монтировала, забивала, другая относила и ставила около ям, затем переносила поближе к фургонам, которые отвозили их в некрополь Дармевиля, где люди из все той же компании «Прадель и K°» переходили к самой процедуре захоронения; двое сотрудников вели учет, записи, заполняли ведомости.