До свидания там, наверху
Шрифт:
В настоящее время всем хотелось, чтобы кладбище побыстрее очистили и с этим было покончено. Инспекция завершилась положительными выводами. Но если оглянуться назад, то все же каждый немного опасался. Соответственно, выпито было немало, раз пили за казенный счет. Даже Шнайдер забыл про свои обиды, решив презреть грубость министерского чиновника и выпить еще Кот-дю-Рон. Мерлен трижды попросил добавки курицы, поедая ее, как голодающий. Его толстые пальцы блестели от жира. Закончив трапезу, он, не обращая ни на кого внимания, бросил на стол салфетку, которой так и не воспользовался, встал и вышел из ресторана. Это застало всех врасплох, началась суета, пришлось срочно доедать, допивать вино, просить счет,
Прежде чем отправиться на вокзал, пришлось заехать на кладбище за сумкой Мерлена и его реестрами. Поскольку его поезд отходил через сорок минут, никто и не предполагал задерживаться в этом месте, тем более что дождь, переставший было во время обеда, снова зарядил, причем очень сильно. В машине по дороге Мерлен не проронил ни слова, ни малейшей фразы, чтобы поблагодарить за прием, за приглашение на обед; форменный мерзавец.
Оказавшись на кладбище, Мерлен рванул вперед. Доски, проложенные через глубокие лужи, под его огромными башмаками опасно прогибались. На его пути оказался тощий рыжий пес. Мерлен вдруг, не сбавляя скорости и не останавливаясь, дал ему такого пинка в бок своей здоровенной правой ногой, что пес взвыл, взлетел на целый метр и упал на спину. Не успел он подняться, как Мерлен прыгнул в лужу, где воды было по щиколотку, и, чтобы собака не сбежала, наступил на нее своим огромным башмаком. Животное, боясь захлебнуться, стало ужасно выть, крутясь в воде и пытаясь укусить обидчика; все были ошеломлены. Мерлен наклонился, вцепился правой рукой псу в нижнюю челюсть, а левой – в верхнюю, пес взвизгнул, извиваясь. Мерлен, который уже крепко держал пса, саданул его в живот, разжал пасть, будто это был крокодил, и быстро выпустил, собака скатилась в лужу, вскочила и убежала, съежившись и пригибаясь к земле.
Промоина была глубокой, башмаки Мерлена полностью погрузились в воду, на что ему явно было наплевать. Он обернулся к обалдевшим чиновникам, которые с трудом удерживали равновесие на шатком деревянном настиле, и потряс перед ними костью длиной сантиметров двадцать.
– А вот в этом я разбираюсь, это не куриная кость.
Если Жозеф Мерлен и оказался неопрятным, отталкивающим типом, неудачником на служебной лестнице, то все же это был старательный чиновник, скрупулезный и на самом деле честный.
Он не подавал виду, но эти кладбища надрывали ему сердце. Шазьер-Мальмон был третьим проверенным им кладбищем с тех пор, как ему поручили миссию, на которую никто не зарился. Для него, ощутившего войну только через ухудшение питания и служебные записки министерства по делам колоний, первое посещение оказалось ошеломительным. Его мизантропия (давно уже не бывавшая под пулями) пошатнулась. Причиной послужила не массовая бойня, к этому привыкаешь, во все времена землю разоряли катастрофы и эпидемии, а война – лишь комбинация тех и других. Нет, что его затронуло за живое, так это возраст погибших. В катаклизмах погибают все, эпидемии поражают и детей, и стариков, но лишь война уничтожает столько молодых. Мерлен не думал, что будет так потрясен этим фактом. На самом деле какая-то его частица осталась там, во временах Франсины. В этом огромном, непропорциональном, пустом теле оставалась еще частица души молодого человека, того же возраста, что и погибшие.
Будучи куда умнее, чем большинство его коллег, он при первом же посещении воинского кладбища въедливым взглядом чиновника сразу заметил, что тут что-то не так. Увидел много сомнительных записей в ведомостях, плохо замаскированные нестыковки, но чего же вы хотите, когда оцениваешь размах операций, видишь бедных, промокших до костей сенегальцев, думаешь об этой невообразимой бойне, прикидываешь, сколько человек нужно выкопать, перевезти… можно ли оставаться педантичным и непоколебимым? Закрываешь глаза, и все. Трагические
Жозеф Мерлен пропустил поезд, остаток дня он провел в проверках, требуя объяснений. Шнайдер весь вспотел, как в летнюю жару. Поль Шабор не переставая сморкался, и только адъютант Турнье продолжал щелкать каблуками каждый раз, когда представитель министерства обращался к нему; это машинальное движение не имело уже ровно никакого смысла…
Время от времени все поглядывали на Люсьена Дюпре, который уже понимал, что призрачная перспектива повышения зарплаты окончательно бледнеет.
Что касается выписок, ведомостей, описей, то Мерлен отказался от чьей бы то ни было помощи. Он сновал от гробов на складе к гробам, подготовленным к отправке, добрался даже до разрытых могил. Затем вернулся на склад.
Издалека было видно, как он ходит туда-сюда, возвращается, почесывает затылок, оглядывается по сторонам, будто ища решение математической задачи; столь угрожающее поведение субъекта, хранившего упорное молчание, действовало на нервы.
Затем он наконец произнес долгожданное слово:
– Дюпре!
Каждый чувствовал, что близится момент истины. Дюпре зажмурился. Перед визитом инспектора капитан выдал ему наставления: пусть этот тип смотрит на работу, проверяет, делает замечания, плевать, да? Но запасные гробы – вы уж их укройте в надежном месте… Я на вас рассчитываю, Дюпре!
Дюпре так и сделал: запасные гробы были перемещены на муниципальный склад, два дня работы, однако представитель министерства, такой неказистый на вид, умел считать, пересчитывать, сравнивать информацию и делал это довольно быстро.
– Не хватает гробов, – сказал Мерлен. – Причем много не хватает. И мне хотелось бы знать, куда вы их запинтерили.
И все из-за этого чертова пса, который приходил сюда время от времени пожрать. Надо же, чтобы он приперся именно в этот день! Раньше его отгоняли камнями, жаль, что не прибили; вот куда может завести человечность.
В конце дня, когда на стройке все стихло и напряжение спало, рабочие уже ушли, Мерлен, вернувшись с муниципального склада, просто пояснил, что еще не закончил, заночует в домике для служащих, не берите в голову. И этот немолодой человек широко и решительно зашагал назад к могилам.
Дюпре, прежде чем звонить капитану, в последний раз обернулся.
Там, вдалеке, на северной окраине кладбища, держа в руке ведомость, Мерлен остановился. Он наконец снял жилетку, обернул ею ведомость и опустил на доски, взял лопату и своим тяжелым башмаком вонзил ее в землю по самый черенок.
25
Куда он отправился? Остались ли еще какие-то люди, о которых он никогда не упоминал и у кого он мог найти пристанище? И что станет с ним без морфина? Сможет ли он его раздобыть? Быть может, он решил вернуться к родным, – самое разумное решение… Да только в самом Эдуаре не было ничего разумного.
А вообще, каким он был до войны? – гадал Альбер. Что он был за человек? И почему Альбер не расспросил г-на Перикура во время пресловутого ужина, хотя вполне имел право задать несколько вопросов, узнать, каким был его товарищ по оружию до того, как они познакомились.