До свидания там, наверху
Шрифт:
– Дорогой мой, – сказал он обеспокоенно, – все это не слишком хорошо пахнет…
Что именно он имел в виду? Леону не удалось узнать, даже приятель из префектуры не знал. Или, что хуже, не хотел об этом говорить. Леон представил, что его вызывают в суд. Один из Жарден-Болье перед судьей! Эта мысль потрясла Леона. К тому же он ничего не сделал, совсем ничего! Но попробуй докажи…
– Компрометирующе… – спокойно повторил Анри. – Что же тут такого компрометирующего?
– Я-то понятия не имею. Это ты мне должен объяснить.
Анри поджал губы, мол, не знаю, о чем речь.
– Говорят о рапорте… – снова начал Леон.
– А-а! – воскликнул Анри. – Ты об этом? Это ерунда, все улажено. Недоразумение.
Леон этим не удовольствовался. Он продолжал настаивать:
– Судя по тому, что мне стало известно…
– Что? – прорычал Прадель. – Что тебе стало известно? Ну? Что?!
Внезапно с напускного простодушия он сорвался на резкий тон. Наблюдая за ним в последние недели, Леон вообразил себе кучу всего, потому что находил Праделя совершенно вымотанным и не мог избавиться от мысли, что тут не обошлось без Денизы. Но хотя у Анри были неприятности, усталый любовник все же счастливый любовник, а он оставался напряженным, еще более раздражительным, чем раньше, резким. Так эта внезапная вспышка ярости…
– Если все улажено, – отважился спросить Леон, – почему ты так злишься?
– Потому что меня достало, малыш Леон, достала обязанность давать тебе отчет, когда мне приходится все делать самому! Потому что вы с Фердинандом оба получаете свою прибыль, а кто тратит время на организацию, дает инструкции, следит за делом, считает… Ты?! Ха!
Смех был неприятным. Леон, подумав о последствиях, сделал вид, что не обратил внимания, и продолжал:
– Единственное, чего я хочу, – это помочь тебе, но именно ты отторгаешь помощь! Ты всегда отвечаешь, что ни в ком не нуждаешься.
Анри глубоко вздохнул. Что ответить? Фердинанд Морье – кретин, а Леон – бездарность, от него нечего ждать. По существу, если бы не его имя, связи, деньги – все эти не имеющие к нему самому отношения вещи, – кем бы был Леон? Рогоносцем, и все. Анри расстался с его женой два часа назад. Причем было это достаточно утомительно, каждый раз приходилось двумя руками отцеплять ее от себя, терпеть бесконечное кривлянье в момент прощания. Его и впрямь уже достала эта семейка.
– Леончик, все это слишком сложно для тебя. Сложно, но ничего серьезного. Успокойся.
Прадель хотел, чтобы это прозвучало успокаивающе, но его вид выдавал тревогу.
– Тем не менее в префектуре, – гнул свое Леон, – мне сказали, что…
– Что еще? Что там сказали, в префектуре?
– Что их тревожит то, что происходит!
Леон принял решение идти до конца, надо было разобраться и понять, потому что на этот раз речь шла не о легкомысленном поведении жены, не о возможном падении его акций в предприятии Праделя. Леон боялся оказаться втянутым в более серьезные вещи, так как к делу примешана политика.
Он прибавил:
– Кладбища – очень чувствительный сектор…
– Вот как? Надо же, «очень чувствительный»!
– Именно, – повторил Леон, – я бы даже сказал – уязвимый! Такой момент, малейшая неосторожность – и скандал! С этой палатой…
Ах, эта новая Палата депутатов! На выборах в прошедшем ноябре, первых после Перемирия, Национальный блок получил подавляющее большинство голосов, причем больше чем наполовину это были ветераны. Идеи блока были патриотическими и националистическими, его даже прозвали Палатой синих горизонтов из-за цвета французской формы.
Хотя Леон, по выражению Анри, старался держать нос по ветру, тут он попал в точку.
Именно это большинство позволило Анри заполучить львиную долю в правительственном заказе и обогатиться со скоростью, близкой к скорости света; за четыре месяца поместье Сальвьер было отстроено более чем на треть; в отдельные дни на площадке работало до сорока рабочих… Но депутаты были худшей из угроз. Это собрание героев ревностно отнесется ко всему, что касается их «любимых павших». Сколько будет сказано громких слов! Выходные пособия демобилизованным выплатить не смогли, работу им не нашли, а теперь мы еще и погрязнем в нравоучениях! Это то, что Анри дали понять в министерстве пенсионного обеспечения, куда его вызвали – не пригласили, а именно вызвали.
– Дорогой мой, все идет по курсу?
Он был зятем Марселя Перикура, поэтому с ним говорили осмотрительно. То, что он был партнером сына генерала и сына депутата, заставляло их обращаться с ним в бархатных перчатках.
– Этот рапорт префекта, как его…
Сделав вид, что пытаются припомнить, они внезапно, будто взрыв смеха:
– Ах да, префекта Плерзека! Ничего страшного, пустяк! Что же вы хотите, всегда есть мелкие правительственные чиновники с их придирками, неизбежное бедствие. Нет-нет, и, кстати, рапорт уже положили под сукно. Представьте, дорогой, префект чуть ли не извинялся, да, да. Эта история уже почти забыта.
И тут же взяли доверительный тон, будто делились с ним секретом:
– Тем не менее будьте осторожны с этой инспекцией чиновника министерства. Пусть он и мелкий служащий, но педант и маньяк.
И ничего больше. «Будьте осторожны».
Дюпре описал ему этого Мерлена: жук-навозник. Старой формации. Грязный, говорят, недоверчивый.
Прадель никак не мог представить, как он выглядит; пожалуй, ему такие не попадались. Чиновник самого низшего разряда, незадавшаяся карьера, никакого будущего, эти самые опасные, вечно стремятся к реваншу. Такие обычно не имеют права голоса, никто к ним не прислушивается, их презирают даже в собственных учреждениях.
– Все так, – продолжали в ведомстве. – Но это не помешает… Такие типы имеют возможность навредить…
Последовавшее молчание тянулось как резина, готовая лопнуть.
– Теперь, дорогой, лучше всего было бы сделать все быстро и ладно. «Быстро», поскольку стране уже пора переключиться на что-то новое, а «ладно» – потому что палата придирчиво относится ко всему, что касается наших героев, и это можно понять.
Это просто предупреждение.
Анри с понимающим видом улыбнулся в ответ и тут же перезвонил в Париж всем своим подельникам во главе с Дюпре; каждому пригрозил, дал четкие указания, бросил предупреждения, посулил премии. Но как проконтролировать такую работу: его предприятие работало на более пятнадцати сельских кладбищах на первом этапе, и на семи или даже восьми больших некрополях работы подходили к концу!