До свидания там, наверху
Шрифт:
Анри вошел в кафе на углу улицы. Было десять часов утра. Мужчина, который управляется с тележкой одной рукой? Говорите, занимается доставкой на дом? Нет, это ни о чем не говорит. Он продолжал поиск, идя по четной стороне, а обратно, если потребуется, к началу – по нечетной, он прочешет все улицы округа, но найдет этого типа.
– С одной рукой все-таки, должно быть, нелегко. Вы уверены?
Около одиннадцати Анри вышел на улицу Домремон, на которой, как его заверили, на перекрестке с улицей Орденер, живет угольщик, у которого есть тележка. А вот однорукий он или нет, никто толком сказать не мог.
– Конечно же есть такой. Забавный, однако, тип! Он живет на улице Дюэм, дом сорок четыре. Я знаю об этом, так как он сосед моего кузена.
Но на улице Дюэм не было дома 44, а была стройплощадка, и никого, кто мог бы ему сказать, где теперь проживает этот человек, у которого, кстати, пока в наличии обе руки.
Альбер ворвался в номер Эдуара как вихрь.
– Смотри, смотри, читай! – вопил он, потрясая смятой газетой перед глазами Эдуара, который все никак не мог проснуться.
Одиннадцать утра! – подумал Альбер. Он понял причины такой сонливости, обнаружив на ночном столике шприц и пустую ампулу. За два года, что он посвятил своему товарищу, у Альбера уже накопился опыт, позволявший ему с первого взгляда отличить, была ли принята небольшая доза или же такая, которая нанесет серьезный ущерб. По тому, как приходил в себя Эдуар, было понятно, что на сей раз это была успокоительная доза, такая, которая позволяет нейтрализовать самые разрушительные последствия ломки. И все же сколько еще было доз, уколов после массированного приема, который так напугал их с Луизой?
– Ты как? – обеспокоенно спросил он.
Почему на нем этот купленный в «Бон Марше» костюм, предназначенный для ношения в колониях? Такая одежда совсем не подходит для Парижа, это даже как-то смешно.
Альбер не стал задавать вопросов. Злободневное, срочное сообщение – в газете.
– Читай!
Эдуар выпрямился, прочитал, тут же проснулся, затем бросил газету в воздух, проревев «ррааааа!», что у него было признаком ликования.
– Но, – пробормотал Альбер, – ты не понимаешь! Им все известно, теперь они нас найдут!
Эдуар, вскочив с кровати, выхватил из стоявшего на большом круглом столе ведерка со льдом бутылку шампанского и вылил себе в глотку феноменальное количество. И с каким шумом! Он сильно раскашлялся, держась руками за живот, но продолжал пританцовывать и вопить «ррааааа!».
Так бывает в некоторых супружеских парах, что иногда супруги меняются ролями. Эдуар, заметив, что его товарищ в смятении, схватил толстую разговорную тетрадь и написал:
– Не беспокойся! МЫ УЕЗЖАЕМ!
Он действительно ни за что не отвечает, подумал Альбер. Он помахал газетой:
– Да ты читай, боже правый!
При этих словах Эдуар несколько раз истово перекрестился – он обожал так шутить. Потом он снова взялся за карандаш:
– Они НИЧЕГО не знают!
Альбер засомневался, но был вынужден признать: заметка очень туманная.
– Возможно, – согласился он, – однако время работает против нас!
Перед войной он видел в Сипале вот такую сцену: велосипедисты неслись вперегонки, и уже было непонятно, кто за кем гонится, это возбуждало публику.
– Надо ехать, чего мы ждем?
Он уже несколько недель говорил об этом. Зачем ждать? Эдуар дождался своего миллиона, а дальше что?
– Мы ждем корабль, – написал Эдуар.
Это было очевидно, но Альбер не подумал об этом: даже если они уедут в Марсель немедля, корабль все равно не появится двумя днями раньше.
– Поменяем билеты, – заявил Альбер, – поедем в другое место!
– И нас заметят… – написал Эдуар.
Немногословно, но верно. В то время, когда полиция будет их разыскивать, а газеты будут пестреть материалами об этом деле, может ли Альбер, ничем не рискуя, сказать служащему Компании морских перевозок: я должен был плыть до Триполи, но если есть рейс на Конакри немного раньше, то мне это подходит, держите, вот разница наличными?
Не говоря уже о Полине…
Вдруг он побледнел.
А что, если он расскажет ей правду, а она, возмущенная, донесет на него? «Как это гадко! – сказала она. – Как это дурно!»
В номере отеля «Лютеция» вдруг стало тихо. Альбер чувствовал, что его обложили со всех сторон.
Эдуар ласково обнял его и прижал к себе.
Бедный Альбер, казалось, хотел он сказать.
Хозяин типографии на улице Аббесс воспользовался обеденным перерывом, чтобы почитать газету. Пока грелся его обед, он выкурил первую сигарету и прочитал заметку. И испугался.
Сначала, ни свет ни заря, явился тот господин, а теперь эта газета, черт бы их всех побрал, с историей, которая напрочь погубит доброе имя его заведения, ведь это он напечатал тот каталог… Его приравняют к этим бандитам, объявят их сообщником. Он затушил сигарету, выключил плитку, надел пиджак, вызвал к себе старшего приказчика: ему надо отлучиться, а так как завтра праздничный день, то его не будет до четверга.
А неутомимый, деятельный и недоверчивый Анри все перепрыгивал из одного такси в другое, задавая свои вопросы все более и более резко и получая все меньше и меньше определенных ответов. Тогда он сделал неимоверное усилие и стал держаться помягче. В четырнадцать часов он прочесывал улицу Пото, затем вернулся на улицу Ламарк, далее он появился на улицах Орсель, Летор, раздавал чаевые, десять, двадцать франков, затем улица Мон-Сени, тридцать франков дал решительной женщине, которая заявила ему, что того человека, которого он ищет, зовут Пажоль, а живет он на улице Куазевокс. Опять полная неудача. Было пятнадцать тридцать.
В это время статья из «Пти журналь» тихой сапой начала свою работу. Люди звонили друг другу: читал газету? Сразу после полудня несколько читателей из провинции начали звонить в редакцию, объяснили, что они подписались на памятник, и спрашивали, не о них ли говорится в статье, поскольку там речь идет о жертвах.
В редакции «Пти журналь» повесили карту Франции и втыкали цветные булавки для обозначения городов и сел, откуда поступали звонки, а это были Эльзас, Бургундия, Бретань, Франш-Конте, Сен-Визье-де-Пьерла, Вильфранш, Понтье-сюр-Гаронн и даже один лицей в Орлеане…