Do you think you know everything about hospitals?
Шрифт:
– Смотря как ты спишь, – издал смешок тот. – Наверное, ты ворочалась.
– Не знаю. Не помню.
– Как у тебя вообще дела со сном?
– Не… не помню, – прозвучал честный ответ.
Эрик насторожился, бросив на нее быстрый взгляд.
– Ты не помнишь, спишь ли ты?
Вайолет нахмурилась, стараясь восстановить в голове события, слова, действия… словом, все, что с ней происходило за последние дни. Стоит ли говорить правду? Эрик казался милым.
– Ну я… - мялась та, - да нет, все в порядке, – она выдавила
– Да? А по твоему внешнему виду и не скажешь.
– Я сплю, сплю, честное скаутское.
Широкую улыбку Эрика сменил зевок. Он выглядел таким растрепанным, сонным, нанося мазь и меняя повязки.
– Прости, что разбудила, – виновато произнесла Вайолет.
– Да брось, все нормально. Это моя работа. У моей мамы в обиходе была отличная фраза: « На пенсии отоспишься» - засмеялся медбрат.
– Моя тоже так говорила, – улыбнулась Вайолет, мотнув головой и откинув волосы с лица.
Эрик усмехнулся.
– Ха, видимо твоя и не догадывалась, что можно и не ждать так долго? – санитар кивнул на ее запястья, но затем встревожился. – Ой, извини, это было непрофессионально, прости меня.
Вайолет подавила улыбку.
Раны протестующе ныли. Ну конечно. Ни с того ни с сего потревожь спящего человека, так и тот в шоке будет, не говоря уже о свежих порезах.
– Я боялась, что занесу инфекцию. Все ведь будет нормально, да?
– Все будет отлично, – улыбнулся тот, завязывая бантик на последнем запястье. – Ну вот и все. Утром можешь не ходить на перевязки, я уже выполнил суточную норму.
Вайолет улыбнулась.
– Слишком много веселья для человека, которого разбудили посреди ночи.
– Уже не ночь, светает, – он обернулся к окну.
– Да и к тому же с моей профессией я иногда не сплю по несколько суток, так что…
– Понятно, – закончила Вайолет. Спрыгнув с кушетки, девушка замялась, не зная, что теперь надо делать. Эрик неспешно стягивал перчатки. – Мне можно идти, да?
– Да, да. Постарайся поспать оставшееся время до подъема.
Вайолет коротко кивнула. Эрик выпрямился, словно вспомнил о чем-то важном.
– Так, нет, стой. Инес дала мне указание… - санитар пересек перевязочную и, выдвинув ящик светлого комода, принялся рыться в горах лекарств. Наконец найдя нужное, медбрат извлек на свет бутылку воды и, вынув из пузырька овальную таблетку, протянул всю эту радость Вайолет.
– Что это? – недоверчиво спросила та, подходя ближе.
– Мне сказано проследить, чтобы ты это выпила.
Вайолет поглядела на пилюлю, упавшую на ее ладошку.
– Это не мои. Те, что я пила раньше выглядели не так.
– Не я назначаю тебе лекарства. Мне дело лишь дать то, что выписал Алекс.
Вайолет с опаской приняла бутылку.
– Как они называются?
– Успокоительные. Пей.
– Похоже на Ксанакс.
Эрик сглотнул.
– Это не он, пей.
Деваться некуда. Если бы ее отпустили, то можно было
– Молодец. А теперь ступай. И сегодня скажи Лидии, что ты уже приняла лекарство.
Вайолет поплелась обратно в палату. Ужасное чувство, когда в тебя пихают что-то против твоей воли. Словно ты маленький ребенок, который не может протестовать, покорно выполняя все, что требуют родители. В обществе эта система хорошо прижилась: более слабые подчиняются более сильным, не имея другого выхода.
Единственное, что радовало Вайолет пока она укрывалась тонким одеялом -повязки были заменены, запястья снова были в безопасности. И все-таки странно это – осознавать, что тебя волнуют вещи, недавно не имевшие абсолютно никакого значения.
***
Швы чешутся. Всегда. И чем больше дней проходит от операции, тем нестерпимее становится зуд под бинтами и повязками. Сначала ты слегка водишь рукой по тому самому месту, блаженно закрывая глаза от долгожданного наиприятнейшего ощущения, но вскоре тело дает знать, что этого мало, мол «Чеши как надо, что ты тут устроил спектакль?». Ты знаешь, что нельзя, но думаешь «Ай, да я чуть-чуть, ну что может случиться?». И понеслось. Замечательно, если рядом есть человек, который бы останавливал от этого, бил по рукам или истошно вопил, видя, как твоя ладонь тянется к запретному месту, потому что негласный закон таков – «Хочешь чтобы разошлись швы? Чеши на здоровье. Не хочешь? Тогда будь добр, держи себя в руках». Похоже на наркомана с дозой в руках, не правда ли?
Что же до нашей милой Вайолет, то она была не одна с такой бедой, как зудящие раны и шрамы. Половина палаты страдала от этого, просто каждый по-своему.
– Ты можешь не кряхтеть? Я пытаюсь сосредоточиться, – обратилась к Вайолет Гвен, распластавшись на коврике для йоги возле окна и выполняя какие-то непонятные движения вроде потягиваний и растираний ноги, словно в замедленной съемке.
– Не могу, как вы все терпите это? – Вайолет слегка потирала запястьями о поверхность тумбочки.
– Лично я прошу обезболивающее, – ответила Тиффани, аккуратно складывая предметы туалета в массивную прозрачную косметичку.
– Ты хоть в курсе, что большое количество обезболивающих убивает печень? – с осуждением покосилась на ту Стефани, но, увидев полнейшее непонимание со стороны блондинки, театрально подняла глаза к потолку. – Ах да, я же и забыла, ты же пати-девочка, какие уж там у тебя здоровые клетки органов…
По выражению лица Тиффани можно было видеть медленное озарение, касаемо слов ее соседки. Вайолет издала сдавленный смешок. Тиффани напоминала ей Аманду Сейфрид в роли одной из воображал в «Дрянных девчонках». Это сходство даже немного пугало.