Добивающий удар
Шрифт:
— Да, да, да! — закричала толпа, — надо переизбрать всех заново.
Керенский же про себя подумал, что нет более постоянной величины, чем временная переменная. Так что, ждите. Ну, да ладно, и продолжил.
— Сегодня Временное правительство подало в отставку. Мной уже арестованы за предательство два министра и будут арестованы ещё. Мы добьёмся того, чтобы в правительство были введены простые люди, рабочие и граждане свободной России. Да здравствует революция! Да здравствует вождь! Да здравствует Россия!
— Да здравствует! — подхватила толпа и продолжала выкрикивать
— Наивные дураки, — прошептал про себя Керенский и закрыл глаза. На душе было спокойно, он смог это сделать, переступив через себя и свою мораль, дальше будет легче, намного легче. Другого выхода он всё равно не видел, тем более, зная все, что будет потом в другой реальности. И это только цветочки, а кровавые ягодки ещё все будут впереди.
Но что же делать с зиц-председателем? Первой мыслью Керенского было назначить на эту должность Коновалова Александра Ивановича, своего лепшего кореша. Это был бы сильный ход конём, но было жалко друга, он был искренним, но при этом принадлежал к касте старообрядцев, враждебной ко всему русскому.
Старообрядцы были реальной сектой, а об отношениях в секте все знают или, по крайней мере, догадываются. Так что этот ход не пройдёт. Надо было сделать шаг в стиле английского юмора и, в тоже время, чтобы это выглядело настолько одиозно, что шокировало бы всех, кого приятно, а кого не очень, вплоть до откровенного гротеска.
А что для этого можно было сделать? И главное, что показать?! Что Россией могут править любые инородцы, даже евреи! О! Да! Прекрасная мысль! Они же борются за свои права, за ценз осёдлости, веру, надежду и ещё там за что-то. Меняют свои еврейские фамилии на русские, была бы возможность, поменяли бы и внешность, лишь бы оказаться во власти. Но время пластических операций ещё не наступило. А то и носы бы исправили, не говоря о мелировании волос.
Так пусть же дерзают и правят, тем более, среди их племени оказалось немало сенаторов, хотя, казалось бы… И надо выбрать с чисто еврейской фамилией и внешностью, чтобы ни у кого никаких иллюзий не возникло, и они не скрывались бы под псевдонимами — Троцкий, Лимонов, Рязанов… или кто ещё.
Естественно, эта фигура должна быть не самостоятельной, и Керенский знал, как это обеспечить, уже знал. Имидж ничто — жажда всё! Осталось найти подходящего человека.
Приехав снова в Смольный, Керенский развил бурную деятельность, в частности, запросил списки сенаторов от всех департаментов. Когда их ему принесли, он пробежался по фамилиям несколько раз и в конце концов остановил свой выбор на одном человеке.
Это был сенатор кассационного департамента Правительственного Сената Блюменфельд Герман Фаддеевич, пятидесяти шести лет, сын раввина, благонадёжен, то есть то, что надо. Последующее наведение справок показало, что он по характеру спокоен, умён, обладает чувством юмора и не был замечен в революционных кружках, так же, как и не состоял в масонских организациях. Дело оставалось за малым: предложить и принудить его стать главой Временного правительства.
Керенского коробило это название, но на данном этапе он
Керенский подумал, что ему уже нужен личный секретарь, и Мишка на эту роль не годился, но кого тогда взять? Сидя в кабинете, Керенский был вынужден снова искать Климовича, благо тот был в Смольном. За ним послали, и вскоре тот уже предстал перед Керенским.
— Евгений Константинович, как чувствует себя император?
— Он перестал быть императором, господин министр, сейчас он гражданин.
— Да, я ценю вашу принципиальность, Евгений Константинович, но Николай II был им, и мне так удобнее его называть. Так как чувствует себя он и его семья?
— Операция по его конвоированию прошла спокойно, хоть и напряжённо, императора разместили вместе с женой в Смольном соборе под охраной, дочерей и цесаревича здесь, в Смольном институте. Но его жена убивается и умоляет оставить ей сына.
— Хорошо, переведите их всех в собор и увеличьте его охрану. Насытьте её пулемётами, постами и патрулями по всему периметру, также нужны орудия со стороны сквера, который выходит на набережную Невы. Не ровен час, матросики приплывут и обстреляют дворец.
Климович удивлённо смотрел на Керенского.
— Александр Фёдорович, а откуда у вас такие познания в организации обороны?
— Служил один год, — не подумав, брякнул Керенский.
— Вы служили?
— А? — осёкся Керенский. — Служил у меня один мой друг, рассказывал, да и Шкуро много баек травил, как-то запомнилось. Да, Евгений Константинович, мне нужен секретарь, желательно офицер, но не кадровый, а бывший когда-то средней руки чиновником.
— Найдём, званием каким?
— Да мне, собственно, всё равно, главное, чтобы дураком не был и предателем, желательно, чтобы порядочным, насколько это возможно.
— Это естественно, Александр Фёдорович, другого к вам и не подпустим, после всего случившегося. Придётся искать кого-то из казаков, местным доверия ноль. Но найдём. Вы будете с Николаем Романовым говорить?
— Не сегодня. Эта беседа должна быть насыщенной, а не пустопорожней. Вы же понимаете это? Самое главное, чтобы семью императора никто не кошмарил и у них были все условия для жизни, впрочем, я не сомневаюсь, что так и будет.
— А что будет с правительством, господин министр? И кто будет формировать новое, ведь не вы же один?
— Не я, я формирую свои предпочтения, а в жизнь их претворяете вы и государственный аппарат, что достался нам от императорской России, и вот он-то и не хочет работать, пробуксовывает. А то и падает жертвой предательства, вы же видите масштаб пятой колонны. Каждый сейчас преследует свои цели, не гнушаясь ничем. И если раньше я этого не понимал, то теперь знаю наверняка.
И ещё, ко мне нужно доставить вот этого сенатора, — и Керенский пододвинул к Климовичу список с подчёркнутой фамилией.