Доблестная шпага, или Против всех, вопреки всему
Шрифт:
«Кто знает, — думал Арман-Луи, — быть может одно из этих посланий попадет в руки друзей».
Такие же наблюдения об обеде, которые сделал де ла Герш, сделал и Рено. Утром — легкое подобие завтрака, днем — легкая тень обеда.
Однажды утром, сильно проголодавшись, Рено запустил в слугу, принесшим очередной обед, кость. На следующий день паек был снова уменьшен. Тогда Рено решил поиздеваться над Матеусом, изобразив его в виде скелета.
Время шло. Рено первое время сопротивлялся этой медленной пытке голодом. Затем он заметил, что слабеет. В желудке начались боли, в ушах появился какой-то звон. Он ждал время завтрака с нетерпением и набрасывался на еду, как зверь на добычу. Это было противно, но приходилось подчиняться чувству голода.
Рено уже больше не мог издеваться над Матеусом. Слова сарказма уже не могли сорваться с его побледневших губ. Упражняясь в жестокости, Матеус решил иногда приводить Рено в комнату, где обедали солдаты. Звон посуды долетал до ушей пленника, как припев веселой песни; запах блюд, подававшихся в изобилии, разрывал его внутренности.
— Маркиз! Одно ваше слово — и я вам брошу кость! — издевался Матеус.
— Это удивительно, но гурманство вам не идет, дорогой сеньор! — пытался шутить в ответ Рено. — Вы ещё более некрасивы, когда едите.
В этой жестокой борьбе первенство не всегда было за Матеусом. Часто вокруг все смеялись и то, что было по дороге в Рабеннест, началось снова. Солдаты перестали подчиняться ему, некоторые из них открыто сочувствовали пленнику, так мужественно переносившему страдания. Матеус быстро заметил это и был страшно возмущен.
Теперь каждый день в комнату Рено заходил врач, щупал пульс и качал головой, приговаривая:
— Да! Пульс быстрый и тяжелый, видно, режим слишком суров… Немного диеты — и вам станет лучше.
Рено пришло в голову серьезно спросить доктора, является ли он отцом или братом Матеуса, а может его племянником или сыном. Ему почему-то показалось, что их носы схожи.
Однажды утром Матеус появился в комнате Рено. Весь пол был усеян кусочками бумаги. Присмотревшись, можно было разглядеть фигуру Матеуса — хозяина Рабеннеста.
— Будьте осторожны, мой добрый сеньор! — воскликнул Рено. — Не наступите на эти картинки, а то вы рискуете попасть ногой в пасть волка. Какой траур для вас!
Матеус поклонился:
— Господин маркиз! Жан де Верт готов даровать вам дворец и титул принца; это, конечно, слишком… Но, если вы все-таки не подпишите эту бумагу, он будет вынужден применить к вам более жестокие меры.
— Берегитесь! Сочувствие, если вы ещё способны на него — исказит ваше лицо ещё ужаснее, чем обычно.
Матеус сделал знак, два слуги схватили Рено под руки, посадили на скамейку и обвязали его руки веревкой. На конце веревки была привязана палка.
— Будете подписывать? — спросил Матеус с угрозой в голосе.
— Постойте, постойте! — воскликнул Рено. — Я думаю, и Бог меня простит, поскольку я обязательно должен отметить, что правая сторона вашего лица ещё безобразнее, чем левая. Это восхитительно!
— Поворачивайте! — скомандовал Матеус.
Два слуги начали поворачивать палку, вокруг которой была обвязана веревка. Рено побледнел. Его руки сдавила веревка, натянувшаяся до предела.
— Вы будете подписывать?
— Да! Вы удивительно безобразны! Посмотрите! — проговорил Рено, обращаясь к слугам.
Те заулыбались.
— Крути еще! — вскричал Матеус, вне себя от ярости.
Веревка впилась в кожу Рено. Он закричал и закрыл глаза. Врач, проскользнувший в комнату, смочил полотенце и приложил его ко лбу мертвенно бледного пленника.
Рено приоткрыл глаза: «О, небо! Две образины!» — прошептал он.
— Еще! — взревел Матеус
Слуги подчинились. Захрустели кости. Голова Рено упала на грудь. Доктор положил пальцы на артерию и покачал головой:
— Еще немного — и наш пленник уже не будет страдать. Это, наверное, не то, что вы хотели?
— Конечно, нет! — отвечал Матеус.
При этом безмолвные слуги ослабили веревку.
Рено постепенно отходил от пытки. Врач продолжал смачивать виски Рено уксусом; наконец, маркиз открыл глаза.
— Все более страшен! — прошептал он и потерял сознание.
Матеус вытащил из-за пояса кинжал и шагнул к пленнику. Врач сжал его руку:
— Не убивайте его! Вы пожалеете об этом!
— Вы правы, продолжайте следить за ним, — прошептал негодяй. — Перенесите пленника в зеленую комнату! Завтра посмотрим, захочет ли он меня видеть!
Зеленой комнатой в замке называли карцер в подземелье. Стены его были выложены из камня, по которым постоянно сочилась вода. Поэтому они были покрыты густым мхом, отсюда и название комнаты. Дневной свет не проникал сюда, дверь была массивна.
Рено положили в углу, на охапку сена. Он не подавал признаков жизни. Можно было подумать, что он уже мертв. Только биение пульса указывало на то, что Рено ещё жив. Доктор прикрепил зажженный факел к стене и поставил рядом с узником миску с водой и положил кусочек хлеба.
— Будем гуманны, — прошептал он при этом.
В тот день, когда Рено пытали, Арман-Луи нашел на столе только краюшку хлеба, твердую, как камень, и кувшин с водой.
Матеус решил восстановить равенство между узниками. Арман-Луи был препровожден в Красную комнату. Так назывался в Рабеннесте погреб, находившийся под башней. Стены его были сложены из гранита красного цвета. В углу тоже было несколько охапок сена. На стене в ряд были вбиты крюки. На один из них прикрепили факел, на пол положили хлеб и поставили кувшин с водой. Один из слуг, вошедших вместе с Матеусом, принес пакет с веревками и несколько железных ядер.