Доблестная шпага, или Против всех, вопреки всему
Шрифт:
— Матеус Орископп!
— Матеус! — вскричал Каркефу. — Ты сказал — Матеус Орископп?.. Бог мой! Ведь граф и маркиз могут быть уже мертвы!
10. Укол булавки и удары когтей
Тем временем Матеус Орископп следовал по дороге в сопровождении отряда солдат. Они были хорошо вооружены, но у них не было денег, чтобы менять уставших лошадей на свежих. Солдаты останавливались, чтобы в спешке перекусить и снова трогались в путь. Заметая следы, они несколько раз меняли направление движения и одежду.
Арман-Луи и Рено обычно ехали в седле. Их выдавали за государственных преступников, переправляемых солдатами армии Тилли в Мюнхен. Несколько раз Матеус помещал их в карету с зашторенными окнами. В этом случае их выдавала за больных, которым вреден воздух. Матеус ни на минуту не выпускал пленников из виду, но разговаривал он охотней с Рено.
— Удача и несчастье идут рядом в жизни, — говорил он ему. — Браденбург и Саксония не похожи на Нидерланды. Там это Малин, здесь — это Магдебург! Однажды вы победили Матеуса Орископпа, в другой раз он оказался сильнее. Но, видите, я поступаю благородней, чем вы: вместо того, чтобы убить вас, я дал вам лошадей, предоставил еду и охрану. Позже вы получите жилье, на которое имеете право.
Двенадцать миль отделало отряд от постоялого двора отца Инносента. Они продолжали путь по стране, наводненной остатками разгромленной имперской армии. Матеус, внезапно подобрев, освободил пленников от кляпов.
— Теперь можно поговорить! — обратился он к Рено.
Рено, нисколько не желавший говорить с негодяем Матеусом, окинул его взглядом и скорчил гримасу.
— Мой дорогой, — обратился он с презрением, — вы так безобразны! Подрумяньте и подпудрите лицо, хотя бы, тогда — возможно, — и поговорим!
Несколько солдат разразились смехом. Матеус покраснел.
— О! Вы надсмехаетесь! — воскликнул он. — Я посмотрю, как вы будете вести себя там, куда я вас везу!
— Посмотрим, но не знаю, понравится ли Богу, что вы делаете! — холодно ответил Рено.
С этого момента безобразная внешность Матеуса стала предметом бесконечных обсуждений. Когда Матеус отвратительнее — вечером или утром, на ногах или на лошади, во время завтрака или во время обеда, при свете лампы или в лучах солнца. К тому же, Рено заметил, что Матеус несуразно сложен, — и по этому поводу так же было отпущено немало острот.
— Посмотрите, господа, у него нос как у дятла, глаза как у совы и рожа, как у козла; тело как у обезьяны; ноги как у цапли; шея как у жирафа. А уж такого жадину ещё нужно поискать!
Матеус изо всех сил старался делать вид, что насмешки его не трогают.
Но француз видел, что это совсем не так, и продолжал острить.
— Не кажется ли вам странным, — обратился он однажды к Матеусу, — что человек с таким длинным носом имеет также и широкий рот? Это слишком для одного лица. Прибавим сюда маленькие глаза и большие уши…
В другой раз он произнес:
— Как ты думаешь, какое лицо должен иметь человек, у которого душа ничтожна, как у червя? Это будет не лицо, а вывеска. И мы разобьем эту вывеску об дерево!
Эти разговоры, конечно, слышали негодяи Матеуса и они не прошли бесследно. Несмотря на то, что это были люди с каменными сердцами и привыкшие к суровым военным будням, многие из них сочувствовали господину де ла Герш и господину де Шофонтену. В какой-то момент Матеус понял, что пленных могут вдруг освободить. Он больше не мог рассчитывать на помощь людей, окружавших его. Подозвав к себе Рудигера, в котором он больше всего сомневался, Матеус предложил ему:
— Я даю тебе тридцать золотых дукатов, это все твое жалование. Пересчитай их и отправляйся к дьяволу!
— О! Вот это благодарность!
— Я думаю, что нам уже не по пути!
— Помнится, вы обещали мне покровительство!
— Благодари Бога, что я с тобой рассчитался! Уходи быстрее!
Рудигер посмотрел в окно и увидел во дворе двадцать всадников, готовящихся к отъезду. Это были остатки отряда, разгромленного в бою со шведами.
— Я их собрал сегодня ночью, — объяснил Матеус. — Среди них есть хорваты и болгары. Они убьют человека также легко, как выпьют стакан воды.
Рудигер почел за благо уйти.
После ухода Рудигера Матеус поменял дорогу и приказал не останавливаться ни днем, ни ночью. К концу недели они очутились перед замком, двери которого открылись, как только Матеус шепнул несколько слов на ухо коменданту. Проверив все углы, Матеус объявил, что это место им подходит и приказал всем располагаться на отдых.
Замок Рабеннест располагался на вершине горы, у подножия которой протекала река. От посторонних взглядов он был укрыт густыми лесами; толстые стены, четыре башни, подъемный мост делали его неприступным для нападавших.
Рено поместили в башню Ворона, Армана-Луи — в башню Змеи. Башни отличались друг от друга своей формой: одна была круглой, другая — квадратной. Обе были довольно прочными, с толстыми стенами; мебель в них была одинаковой: убогие ложа, две табуретки, железная печка, ветхий деревянный стол; два маленьких окошка едва пропускали солнечный свет, но ветер и дождь проникали туда одновременно.
— Видите комнаты? В них есть мебель, — показал Матеус узникам.
— Это почти так же очаровательно, как вы! — произнес в ответ Рено.
— Положитесь на меня, будет и пища! — продолжил Матеус.
— Надеюсь, она не будет соответствовать вашей внешности, дражайший!
Матеус изобразил на своем лице что-то наподобие улыбки, бросил на Рено циничный взгляд и закрыл за собой дверь.
Ночью ничто не нарушало тишины уснувшего замка. Только ветер шумел между прутьями решетки. У подножия башни можно было различить шаги часовых.
Рено решил петь для того, чтобы его друг знал, в какой части башни его поместили. Арман-Луи, услышав голос друга, одним прыжком достиг стены и приник к прутьям решетки.