Доблестная шпага, или Против всех, вопреки всему
Шрифт:
Жан де Верт улыбнулся:
— Да, хорошо захватить Магдебург! — и, делая знак капуцину, предложил ему сесть. — Пейте и ешьте, отец мой!
Монах поднял глаза к небу.
— О! — произнес он потеплевшим голосом, — когда целый день работал на Господа Бога, хорошо немного расслабиться и почувствовать себя немного свободным.
После этих слов монах подобрал широкие полы своего платья и набросился на пирог, не упуская также остальные блюда и запивая их рейнским вином.
— Сеньор, — произнес он наконец, вздыхая, — молитвы служителей церкви дают
— Святая церковь не ошибается никогда, — согласился Жан де Верт, откусывая огромные куски мясного пирога.
— Мне вдруг пришло в голову, что мы не должны проявлять жалость и снисхождение к тому, кто среди братьев-еретиков известен под именем де ла Герш.
— Ни жалости, ни снисхождения, вы правы, отец мой. Но вы не забывайте, что им заинтересовался главный генерал империи и маршал граф де Паппенхейм.
— Я это знаю и хорошо знаю, и вижу в этом дело рук самого дьявола. Но надеюсь, что колдовство победит оружие. Я должен заняться этим и тогда несомненно, мы победим этого гугенота.
— Ваш стакан!
Монах наполнил свой стакан до краев и выпил его залпом.
— Мосье граф де ла Герш, — произнес он с глупым видом, — отправится в путь через несколько дней. Он поедет по дороге, ведущей от Магдебурга к тому, кого шведы называют Густавом-Адольфом. Он постарается найти у него поддержку.
— Это невероятно, отец мой, но вы рассуждаете с такой ясностью ума, что я просто очарован.
— Таким образом, объединив оружие духовное и оружие времени, можно легко объявить г-нов де ла Герш и де Шофонтена вне государства!
— Вне государства? Я правильно понял?
— Дороги полны опасности! Мудрец никогда не может отвечать за завтрашний день!
Монах поспешил опустошить бутылку и выбросил её через окно.
— «Передо мной капуцин с рукой убийцы», — подумал Жан де Верт.
— Следите внимательно за моими рассуждениями, — продолжал монах, — эти нечестивцы, имена которых я не могу произнести, не испытав ненависти, однажды отправятся из Магдебурга, полные самых злобных планов. Дорогой они будут замышлять преступление. Но провидение не позволит им его совершить! Они все равно придут в таверну, хозяином которой будет святой человек, преданный интересам церкви. Он сжалится над ними и предоставит им ночлег.
— Но это нужно будет сделать так, чтобы ничья репутация не была запятнана.
— Сеньор принимает меня не за того человека. У меня есть девиз: быстрота и соблюдение тайны.
— Вы очень осторожны.
Монах склонил свою голову над тарелкой, которая была почти пуста.
— Я не ошибусь, если скажу, что мы не желаем никому смерти.
— Без сомнения, — произнес Жан де Верт и в его голосе слышалось восхищение. Он подумал, что этот человек, с которым он едва знаком, пожалуй превосходит в ловкости и хитрости Франца Креса в сотни раз.
— Знаете ли вы трактир, где можно все это сделать?
— Да, знаю.
— И вы беретесь проводить
— Мосье де ла Герш и, если вы согласны, и мосье де Шофонтена!
— Я соглашусь на это с превеликим удовольствием!
— Вы прекрасный человек! — радостно воскликнул монах. Оживленный, он позвал слугу и приказал принести ещё бутылок с вином, и немного мяса.
— Я восхищаюсь вашим аппетитом! — произнес, улыбаясь, Жан де Верт.
— Это привилегия чистого разума, — отвечал капуцин.
— А теперь, скажите, отец мой, вы взялись за это дело исключительно из любви к ближнему?
— Увы, нет.
— Тогда почему?
— Сейчас такое тяжелое время, что иногда я должен заниматься делами земными.
— Я слушаю вас, отец мой, и думаю, что мы сможем объединить усилия ради общего дела.
— В этом заключается мое самое сокровенное желание… Я ведь не всегда был ярым служителем церкви. Когда-то, в иные времена, я носил шпагу… Я признаюсь, что владел шпагой довольно хорошо.
— Я засомневался в этом, когда увидел вашу руку.
— К несчастью, дьявол сыграл со со мной злую шутку: однажды ночью, когда мы шутя сражались с оруженосцем Его Светлости герцогом Фринландом…я потерял…я убил его ударом кинжала.
— В порыве вспыльчивости, отец мой?
— Да, я долго раскаивался в этом перед людьми и перед Богом… Сейчас я должен получить прощение у его Светлости герцога Фринланда.
— Я беру на себя заботу об этом!
— Позже, путешествуя по Палантине, я повстречался с казначеем Его Преосвященства, архиепископом города Майнца; мы провели ночь в беседке. Наутро там не обнаружили ни казначея, ни казны. Злые люди пустили слух, что я имел к этому какое-то отношение. Было прекрасно, что Его Преосвященство предаст случившееся забвению и прекратит поиск казначея.
— Я напишу сеньору, архиепископу Майнца.
— Еще позже, находясь в Баварии, в одном из замков, где играли свадьбу, группа студентов и цыган одели невесту в свой свадебный наряд, расшитый драгоценными камнями. Непредвиденный случай привел меня накануне в эту компанию бродяг, окрестившую меня своим капитаном… Невеста вернулась в замок через восемь дней и подстриглась в монахини. Но, увы, никто не знал, что случилось с драгоценностями.
— Такие вещи так легко теряются?
— Меня обвинили в похищении и ограблении! Было трудно убедить хозяина замка, графа святой империи, монсеньора, не вспоминать больше об этой истории…
— Я замолвлю слово выборщику Максимилиану, моему другу, и я надеюсь, что он не откажет мне в просьбе.
— А теперь мне остается, сеньор, рассказать о моей последней просьбе. Я был бы полностью счастлив, если бы такой человек, как вы, богатый и знатный, приютил бы меня. Простое одеяние подходит мне больше, чем монашеская ряса; я ничего не имею против этой одежды, но у каждого есть тайные желания, а я хотел бы носить военную форму. Но это вовсе не помешает при случае спрятать голову под капюшоном.