Доблестная шпага, или Против всех, вопреки всему
Шрифт:
Тут вошел курьер, принес последние новости. По дороге он встретил валлонские полки Паппенхейма, направляющиеся в Шоенбек.
— За ними следовало большое количество артиллерии, добавил он.
Услышав это сообщение, буржуа зашумели. Некоторые откровенно смеялись над Магнусом.
— Если вы больны, друг мой, не пейте больше, но разрешите нам хоть немного порадоваться жизни! — вскричал бургомистр.
— Плевать на нелюдима, который не хочет, чтобы мы веселились! — подхватил ещё один.
— Если вы боитесь за Магдебург, мосье, отправляйтесь в Мострич! — продолжил третий.
В
— Ну что ж, приятного аппетита, сеньоры, — холодно произнес Магнус, — я не хочу присутствовать на банкете по случаю похорон.
Тем временем Арман-Луи беседовал с г-ном Фалькенбергом о том, что он увидел и чего он опасался. Шведский военачальник нахмурил брови и обвел взглядом комнату.
— Я разделяю ваше мнение, но никто не желает меня слушать. Сам принц Кристиан-Гийом, который готов отдать голову на отсечение за наш город, прибыл на праздник. Я чувствовал бы себя счастливым, если бы имел около себя несколько подобных людей. В воздухе витает лихорадка свободы, она коснулась уже наших солдат.
И он указал в окно, где солдаты чокались кружками с вином с почтенными буржуа.
Арман-Луи и Рено вышли из дворца мрачнее тучи. Магнус шел молча.
Улицы, по которым они следовали, казалось, жили в празднике. Музыканты, стоя на возвышении, играли на инструментах и заставляли пускаться в пляс молодежь. Сотни столов, установленных прямо не улице, приглашали всех желающих. Их приглашали выпить и закусить. Играли трубы. Стаканы были полны вина.
Ноздри Каркефу раздувались, он с удовлетворением похлопывал себя по животу, следуя мимо кухонь. В одном месте он потребовал стакан доброго рейнского вина, в другом — ломоть хорошо зажаренного куриного мяса. Магнус смотрел на него с укоризной.
— Они объедаются и ты за ними, несчастный, а завтра враги будут в Магдебурге.
— Вот почему я не хочу, чтобы австрийцы и хорваты нашли хотя бы одну косточку, — приговаривал Каркефу за трапезой, набивая карманы тем, чего не мог унести.
Наступила ночь. Магнус накормил лошадей г-на де ла Герш и м-ль де Сувини и оседлал их, думая о том, что они всегда должны быть наготове.
Скоро лошади г-на де Шофонтена и м-ль де Парделан ничем не отличались от остальных. Провиант был заготовлен на несколько дней вперед. Арман-Луи и Рено не хотели посвящать своих возлюбленных в свои опасения. Магнус мог ошибаться в предсказаниях, и не нужно было, чтобы девушки провели ночь в страхе. Они только предупредили кузин, что отправляются в путь с первыми лучами солнца.
Городские гуляния продолжались всю ночь. Посты, заблаговременно расставленные Фалькенбергом вдоль крепостных стен, постепенно пустели. Солдаты, уставшие от долгого бдения, засыпали один за другим. Постепенно установилась тишина. Ни один звук не нарушал ночную тишь, только иногда можно было услышать неверные шаги какого-нибудь запоздалого путника, бредущего домой.
Такая же тишина опустилась на деревню. Огни бивуаков мерцали тут и там, ветер шумел и раскачивал деревья.
Тем не менее в этот ночной час, когда очертания домов и деревьев были едва видны, вдалеке можно было услышать глухой шум, похожий на тот, который издает отряд марширующих воинов. Беспокойство не давало уснуть Магнусу. Он бродил вдоль двери. Подойдя к часовому, старый воин тронул его за плечо:
— Не слышите ли вы ничего?
Часовой прислушался и разразился хохотом.
— Это уходит хорватская кавалерия, счастливого пути! — и, положив голову на спину своего дремлющего товарища, он закрыл глаза.
Шум продолжал доноситься с равнины, на мгновение Магнусу показалось, что он удаляется.
— Какая-то дьявольщина, — подумал он.
Белеющая линия на том берегу Эльбы навела его на мысль, что кавалерийский полк действительно покидал расположение имперских войск.
— Неужели граф Тилли отступает! — пробормотал Магнус, но решил взобраться на крепостную стену и внимательно все высмотреть.
Казалось, ничто не может потревожить глубокого спокойствия уснувших деревень. Однако, присмотревшись, Магнус смог различить впереди, среди густых кустов, какое-то движение. Вглядевшись внимательней, он увидел тонкую черную линию, медленно ползущую по дороге. Вдоль линии мерцали огни. Наконец поднялось солнце и освятило равнину своими лучами. Какой-то человек появился вдруг в конце тропинки. Быстро двигаясь, он спустился в ров, схватил в руку веревку и поднялся по ней на крепостную стену с быстротой кошки. Магнус узнал в этом человеке Каркефу и бросился к нему. Тот объяснил ему свои действия:
— Голод поднял меня с постели и мне пришла идея совершить небольшую прогулку в лагерь имперцев. Тем более, что я уже знал туда дорогу. Я проник на берег Эльбы и ещё дальше вглубь. О! Негодяи, они все на ногах!
— Кто? Имперцы?
— Конечно, не шведы же! Артиллерия, кавалерия, пехота, все одновременно продвигаются вперед! Я узнал Паппенхейма, он на лошади, в кирасе, позади него — полков десять. Все всадники готовы к бою. Они вооружены мушкетами, пиками, ружьями. Через час они могут быть в Магдебурге.
— И куда ты теперь?
— Пойду к Фалькенбергу!
— Ты настоящий человек, Каркефу!
Разговаривая таким образом, они миновали одну за другой несколько улиц. Везде по пути им встречались столы и скамейки, на которых расположились мирно спящие буржуа. Магнус и Каркефу пытались их разбудить, но их попытки оказались тщетными. — К оружию! — кричали они. — Враг на подходе!
Встревоженные криками, два или три человека проснулись. Один из них узнал Магнуса.
— О! Это человек из Мострича! — и тут же снова заснул.
— О! Несчастные, у вас есть уши и вы ими не слышите, у вас есть глаза и вы ими не видите! — пытался урезонить их Магнус.
Солдаты поспешили прочь от этого праздника, от всеобщего похмелья. Они уже почти были у дверей главного дворца, когда вдали послышался шум канонады.
— О! Слишком поздно! — произнес Каркефу.
Достав свою шпагу, Магнус вбежал по ступенькам дворца.
— К оружию! — кричал он.
4.
Плащ и пшага
На крик Магнуса выбежал Фалькенберг, окруженный несколькими офицерами. Новые удары пушек слышались вдалеке. К ним примешивался шум оружейных выстрелов.