Доблестная шпага, или Против всех, вопреки всему
Шрифт:
Европа с большим вниманием следила за маневрами двух знаменитых противников, соблюдавших предосторожности перед решающей битвой.
Г-н де ла Герш, въезжая в имперский лагерь, увидел, как какой-то человек беседовал с генералом, рассматривающим карту. Стоило лишь раз взглянуть на него, как сразу можно было узнать в нем Франсуа-Альберта де Левенбурга.
— Итак, — говорил герцог Фринланд, — вы утверждаете, что восемь тысяч человек во главе с королевой движутся для присоединения к Густаву-Адольфу?
— Я покинул шатер короля, когда курьер, посланный королевой, принес эту новость, — отвечал Франсуа-Альберт.
— Они уже, скорей всего, на берегах Балтики?
— Нет, монсеньор. Несколько дней их отделяют от вашего лагеря. Среди них шведы, финны, они решительны и смелы, как никто другой. К тому же — там полки под командованием генерала Банне и герцога Бернарда де Сакс Веймара. Они покинули свои лагеря и присоединились к войску королевы. Надо спешить, пока в лагере врага не создастся решающего превосходства.
— О! Разве я не жду к себе воинов герцога де Шарля, испанцев, чей гарнизон расположился в крепости Рейна, баварских полков выборщика Максимилиана, солдат короля Сигизмунда? Зачем мне спешить? Король силен, но я не менее силен и я уверен, что разобью его одним ударом!
— Пусть Бог вам поможет в этом благородном деле! Весь католический мир, спасенный вами, будет приветствовать эту победу. Франция может вступить в борьбу. Ее войска уже близко от Германии.
— Да, Франция далеко, а Густав-Адольф близко. В случае опасности я тут же дам сражение. А вы, господин де Левенбург, возвращайтесь в окружение короля и не забудьте меня предупредить, если случится что-нибудь важное!
— Все, что я делаю, я делаю хорошо! — кланяясь, ответил Левенбург. И приподняв тяжелую портьеру, разделяющую комнаты, он исчез.
У ворот дворца его ожидал человек.
— Лошади готовы? — спросил герцог.
— Лошади? Два человека прибыли в лагерь! — тихо ответил Якобус. — Это господин де ла Герш и господин де Шофонтен. Я не еду с вами.
Герцог засомневался.
— Послушайте, — продолжал капитан. — У меня есть долг и я должен заплатить его. Однако, я хороший дебитор, сегодня — волчата, завтра — волк!
— Остаемся! — решился Франсуа-Альберт.
Мадам д`Игомер была в Нюрнберге вместе с герцогом Фринландом. Первая узнав о приезде Армана-Луи и Рено от Жана де Верта, она не хотела, чтобы они вели переговоры с герцогом Валленштейном в её отсутствие. Она чувствовала, что борьба, начавшаяся в Сан-Весте и продолженная в Сан-Рупере, Магдебурге и Рабеннесте, вошла в новую фазу.
— Вот два авантюриста, о которых я вам говорила, — сказала она герцогу Валленштейну. — Окажите им честь, примите их в присутствии всех офицеров.
Решили сделать так, как советовала мадам д`Игомер.
На следующий день, в полдень, два офицера проводили г-на де ла Герш и г-на де Шофонтена во дворец. Оруженосцы, пажи, слуги заполнили комнаты и главную лестницу. Посланцы Густава-Адольфа шествовали в сопровождении мушкетеров. Дверь открылась, и они вошли в зал, полный дворян.
В конце зала, на высоком кресле, восседал Валленштейн, похожий на суверенного принца, дарующего аудиенцию своим придворным. Рядом с ним, одетая в роскошное платье, золотого цвета, восседала мадам д`Игомер.
Рено увидел её и их взгляды пересеклись.
— Все пропало! — прошептал он своему другу.
Арман-Луи вздрогнул; но, не показывая своих эмоций, он представил верительные грамоты Валленштейну. Ознакомившись с ними, герцог обратился к ним:
— Вы просите произвести обмен пленными. Мы пойдем на это. Человек за человека, офицер за офицера. Один из моих помощников представит вам список шведов, попавших в плен. Вы, сеньоры, можете остаться в Нюрнберге до окончательного решения этого вопроса.
Валленштейн легким кивком головы дал понять, что он удаляется.
— Но это ещё не все! — живо продолжил Арман-Луи.
Мадам д`Игомер обменялась взглядом с Валленштейном и тот остался.
— Две женщины были взяты в плен имперскими отрядами в Магдебурге, — продолжал де ла Герш. — Это мадемузель де Сувини и мадемуазель де Парделан. Если это необходимо — я готов переговорить о размере выкупа за них.
— Граф Тилли умер и много изменилось, — отвечал Валленштейн, глядя высокомерно на г-на де ла Герш. — Сегодня мы имеем больше золота, слава Богу, чем нужно для нужд нашей армии.
— Если вы их держите в качестве военнопленных, месье герцог, давайте обговорим условия обмена.
— Знаете ли вы, что в шведском лагере находится несколько германских принцесс? Назовите их имена, тогда посмотрим.
— О! — воскликнул Рено, кровь которого начала закипать в жилах. — Думаете воевать из-за женщин?
Валленштейн нахмурил брови. Мадам д`Игомер решила вступить в беседу.
— Эти сеньоры, наверное не знают, что мадемуазель де Сувини и мадемуазель де Парделан находятся под покровительством папского легата. Нужно сказать, что девушки начинают постепенно открывать сердца святой правде нашей веры. Отдать их опять в руки людей, погрязших в ереси, — это невозможно. Политика и кровные узы должны подчиниться религии.
— Мадемуазель де Сувини католичка? — воскликнул г-н де ла Герш.
— И мадемуазель де Парделан тоже? — подхватил г-н де Шофонтен.
— Кстати, то, что они обручены с графом де Паппенхеймом и бароном Жаном де Вертом, подтверждает мои слова.
Арман-Луи и Рено застыли от удивления. Паппенхейм и Жан де Верт были перед их глазами. Красный бант, завязанный рукой м-ль де Сувини, красовался на шпаге Жана де Верта.
— Как, вы? — воскликнул г-н де ла Герш, обращаясь к Паппенхейму.
— Я не знаю, что обещала мадемуазель де Парделан маркизу де Шофонтену, — заговорил Паппенхейм, — но я знаю только, что в качестве графини Маммельсберг она подчинилась императору Германии и дала слово обвенчаться со мной.