Добро побеждает любовь
Шрифт:
Ничто так не способствует хорошему сну, как творческая самореализация и ужин.
Каждый день я выдавал короткие главы, в любой момент ожидая, что ректор догадается, что это полная ахинея. Вторую главу я озаглавил «История вопроса»:
«СМЕНА ДНЯ И НОЧИ, ИЛИ ЕДА КАК ИЛЛЮЗИЯ. Глава 2. История вопроса.
Недостаточная точность современных измерительных приборов, а также сложность анализа имеющихся у современной науки данных не позволяют с точностью определить, когда именно человек впервые поужинал,
Вокруг данного вопроса не утихают научные споры, сейчас же можно лишь с известной долей приблизительности заявить, что это было около восьми часов вечера и, скорее всего, подавались лёгкие холодные закуски».
В третьей главе я затронул социально значимые вопросы, глава была пересыпана подобными перлами:
«С изобретением встраиваемой бытовой техники роль женщины в политике значительно возросла. Если в предыдущие эпохи активной социальной деятельностью из женщин занимались лишь единицы, не умевшие готовить, то с изобретением бытовых приборов готовить умели всё меньше женщин».
Пока ректор был готов кормиться этой чушью и не знал, продолжать считать меня гением или признать шарлатаном, я мог быть спокоен и проводить всё свободное время в архивах.
Однажды, в обеденный перерыв, углубившись в чтение, по дороге в столовую я сбился с пути. Я читал найденную в архиве утром книгу под названием «Смысл жизни» и, листая страницы, не заметил, как свернул не в тот коридор, и вдруг оказался перед дверью с табличкой, гласившей «Факультет Удачеведения. Экспериментальный отдел».
Удача бы мне пригодилась. Я вежливо постучал и вошёл.
– Профессор Фрейд!
Я кивнул, польщённый тем, что был узнан.
Приветствовавшие меня молодые люди и девушки стояли, образуя круг метров трёх в диаметре. Лица их были напряжены, читалась досада, усталость и замешательство.
Очевидно, это были студенты, занимавшиеся практическими занятиями.
– Привет. Никогда здесь ранее не бывал. Чем занимаетесь? – поинтересовался я беззаботно.
– Проводим эксперимент, – тяжело ответил один из молодых людей.
– И как успехи?
– О боже, это ужасно! – ответил парень. – Эксперимент ещё не начался, а уже оказался на грани провала.
– Поясни, – попросил я.
– Видите ли, мы изобрели средство для повышения персональной удачливости и собирались его испытать.
– И в чём сложность?
– В том, что сейчас нам нужно выбрать того, кто будет испытывать.
– И? – не понял я.
– Проблема в том, что мы не знаем, как нам выбрать этого человека.
– Ну выберите его жеребьёвкой, – предложил я. – Кому повезёт, тот и будет счастливчиком.
– В том-то и дело! – воскликнул мой собеседник, страдая от моей непроходимости. – Как можно испытывать средство для удачи на том, кому везёт? А что, если, напротив, средство
– Хм-м, – задумался я, – а как называют того человека, который действует по принципу «будь что будет»?
– Фаталист? – неуверенно произнёс мой собеседник и вдруг воскликнул, – Гениально! Нам нужен фаталист! Но где же его найти?
– К вашим услугам, – кивнул я. – Давайте это ваше средство мне, потому что «будь что будет» – это про меня.
– Вы наш спаситель, – парни зааплодировали, а девушки чмокнули меня в щёку. Это я удачно зашёл.
Меня вывели на улицу. Выглядело это примерно так: я шествовал в качестве объекта наблюдения, а в двадцати метрах позади меня семенили бесстрашные исследователи.
Средство для повышения персональной удачливости представляло собой небольшой кулон. Едва мне повесили его на шею, как фортуна взяла меня в свои цепкие руки.
Сначала за мной погналась бродячая сублезака. Но мне повезло: рядом был забор и я перепрыгнул через него. За забором была стройка, и я упал в строительную канаву, но мне снова повезло, и я ничего не сломал. Робот-охранник был частично разряжен, и выстрелом меня парализовало лишь наполовину – опять сплошное везение. Хромая, я вывалился на пешеходный переход, где меня сбила машина. Врач сказал, что мне повезло, что я остался жив.
Страшно представить, что было бы, если бы на мне не было кулона удачливости.
Я попытался вернуть гаджет научном коллективу, но они в ужасе разбежались. Пожав плечами, я оставил кулон себе. Пригодится.
Итак, время шло, а поиски мои были безрезультатны. Кроме как в сказках и легендах, Ларианский Огонь нигде не упоминался. Я готов был ухватиться и за соломинку, но даже в этих произведениях фольклора не было сколь-нибудь конкретной информации по статусу и нынешнему местоположению объекта.
Пока однажды, наконец, мне не повезло. Извлёкши на свет божий из-под слоя пыли увесистый фолиант, я с надеждой и трепетом обнаружил на нём слова, гласившие:
«История Земель. Научный труд преподобного брата Иммануила Светоча-Истинного».
Научный труд по истории – это дело серьёзное, тут вас не обманут.
И я стал бережно ворошить пожухшие страницы непредвзятой правды.
Образ за образом вставали перед моим мысленным взором события прошлых дней.
Книга представляла собой подробную хронику, где страница за страницей брат Иммануил старательно описывал заслуживающие внимания происшествия последних сотен лет, от монастырского чемпионата по регби, закончившегося многодневным массовым помешательством и танцами, до разгона ячейки мирового правительства в Институте Политологии и Психиатрии.