Добро пожаловать на Олимп, мистер Херст
Шрифт:
Начало фильма: 1926 год
– Дубль десять!
– крикнул режиссер и, опустив мегафон, развалился на стуле. Песок под стулом просел. Раздраженно крякнув, режиссер вытащил ножки стула из песка и уставился на коня, скакавшего по гребню песчаной дюны. Замотанный в бурнус всадник прильнул к шее скакуна, пряча лицо от мощного потока ветра, исходящего от вентилятора, гнавшего ветер.
– Хорошо! Пока хорошо!
– приговаривал ассистент режиссера. Стоявший рядом в таком же бурнусе, как и всадник, Рудольф
И тут оператор выругался. С моря налетел настоящий ветер, оторвал ветку у худосочной пальмы, воткнутой в песок в качестве декорации у шатра шейха, и швырнул ее прямо под копыта скакуна. Конь встал на дыбы и стал гарцевать на месте. Мужественно продержавшись у него на спине пару секунд, всадник вылетел из седла, молотя руками и ногами, перевернулся в воздухе и воткнулся головой в песок.
– Черт!
– зарычал режиссер.
– Вырубайте ветер!
– Льюис, ты цел?
– заорал помощник с хлопушкой. Всадник с трудом сел, отбросил за спину складки бурнуса и помахал рукой.
– Мол, все в порядке…
– Дубль одиннадцать!
– крикнул ассистент режиссера.
– Приготовиться!
Всадник кое-как поднялся на ноги, успокоил фыркавшую лошадь, взял ее под уздцы и повел назад за дюны. Соленый морской ветер тут же стер следы на песке.
– Он так и будет дуть, - мрачно заявил Валентино, с отвращением теребя старившую его фальшивую бороду.
– А что, тут не водятся лошади, которым плевать на пальмовые ветки?
– осведомился оператор.
– Одни клячи!
– буркнул режиссер.
– А мы выложили кучу денег за настоящего арабского скакуна… А в чем, собственно, дело? Кто-нибудь жалуется на ушибы? Я что-то не слышал!
– Я его вообще не вижу, - сказал ассистент режиссера, изучавший из-под ладони горизонт.
– Что он там, умер, что ли?
Но в этот самый момент на дальней дюне появился вышедший на старт всадник.
– Сам ты умер!
– хмыкнул режиссер.
– Этот парень - не промах.
Глядя на всадника, режиссер поднес к губам мегафон. Помощник написал на хлопушке мелом номер дубля.
– Хлоп!
– Ветер!.. Дубль одиннадцать!
Конь и всадник снова мчались против ветра навстречу закату по желтым, как львиная грива, дюнам. Камера жужжала. Всадник и конь исчезли в последней впадине между дюнами и… И…
Ассистент режиссера и оператор хором застонали.
Валентино поморщился.
– Я их не вижу, мистер Фицморис, - сказал помощник с хлопушкой.
– Куда они провалились?!
– заорал режиссер.
– Камера - стоп! И выключите проклятый вентилятор!
– Извините!
– Это на вершине последней дюны показался Льюис. Он вел за повод нервно дергавшего головой коня.
– Извините. Конь споткнулся.
– Конюхи! Джадаан упал!
– не своим голосом завопил ассистент режиссера, и из лагеря на океанском пляже к съемочной площадке бросилось сразу пятеро конюхов. Оставив на их попечение коня, Льюис хромая подошел к режиссеру. Бурнус съехал Льюису на затылок. Ветер трепал его взмокшие от пота светлые волосы. На их фоне темный грим, - а точнее, то, что от него осталось после падений лицом на песок, - выглядел особенно нелепо. С полным ртом песка, отплевываясь и отлепляя фальшивую бороду, Льюис ослепительно улыбнулся.
– Если хотите, я сделаю еще один дубль, мистер Фицморис, - сказал Льюис.
– Не надо, - сказал Валентино.
– Вы свернете себе шею, или погубите коня, или убьетесь оба.
– Ну ладно, - нерешительно проговорил режиссер.
– Мы уже немало отсняли. Темнеет… Да и последний дубль, возможно, сгодится…
Льюис кивнул и пошел прочь по песку, стремясь поскорее освободиться от восточных одеяний. Внезапно Валентино шагнул вперед и положил ему руку на плечо. Льюис поднял на него глаза, смахивая песок с ресниц.
– Ты очень хорошо работаешь, друг мой, - сказал Валентино.
– Но не садись больше на лошадь. Тебе и так уже досталось!
– Это точно. Но все равно интересно побыть несколько часов, так сказать, в шкуре Рудольфа Валентино, - ответил Льюис и невесть откуда достал авторучку.
– А вы не дадите мне автограф, мистер Валентино?
– Конечно, - ответил Валентино, озираясь по сторонам в поисках бумаги.
Очередным жестом фокусника Льюис извлек из пустоты экземпляр сценария и протянул его Валентино.
– Так как тебя зовут?
– Льюис, мистер Валентино. Напишите вот здесь!
– попросил Льюис, показав пальцем на пустое место под самым названием "Сын шейха", и, улыбаясь со сдерживаемым торжеством, смотрел, как Валентино пишет "Льюису, моему второму "я". Рудольф Валентино".
– Держи, - сказал Валентино, протягивая Льюису сценарий.
– И не падай больше носом в песок. Договорились?
– Спасибо, мистер Валентино… Но не переживайте за меня, - ответил Льюис.
– Падать - моя профессия.
Спрятав сценарий под одежду, Льюис побрел по песку к старому грузовику на берегу океана. Статисты и съемочная группа уже карабкались в кузов. Водитель поспешно заводил двигатель ручкой. Ему совсем не хотелось снова застрять в мокром песке во время прилива.
– Пора было возвращаться в Писмо-Бич.
Глядя, как Льюис идет к грузовику, Валентино сокрушенно покачал головой.
– Брось, Руди!
– сказал режиссер, вытряхивая песок из мегафона.
– Кажется, что его соплей перешибешь, но с ним еще ни разу ничего не случилось. Ни разу!
– Вечно так продолжаться не может, - криво усмехнувшись, сказал Валентино.
– Удача, как песок. Она сыплется сквозь пальцы, - добавил он, глядя на длинные тени дюн на закате.
– А этот Льюис похож на человека, которому суждено умереть молодым…
Вряд ли Рудольф Валентино стал бы так говорить, знай он, что ему самому оставалось жить меньше года, а Льюису в этот день исполнилось тысяча восемьсот двадцать пять лет, хотя тот и не праздновал дня рождения. У бессмертных это не принято.