Доброе племя индейцев Сиу
Шрифт:
А потом ветер принес и бросил в пыль на Танке травяное семечко. Пошел дождь, смочил пыль, и семечко проросло. Зеленый росток вытягивался вверх, — а вниз устремился корешок.
Корешок искал место, куда бы углубиться, и нашел щель в броне.
Росток превратился в стебель с листьями и скоро выпустил цветок.
А корешок пробился сквозь щель внутрь Танка.
И один солдат увидел его и крикнул:
— Эй, здесь что-то появилось!
К нему подошли другие и стали рассматривать корешок. И солдат сказал:
— У нас здесь корешок, а цветок-то — там! — Я и показал наверх, где вместо неба над солдатами была толстая броня.
И все солдаты подумали: мы — здесь, где корешок, а цветок — он там, снаружи, где солнце и ветер, и дождь, и синие грозы, где цветы и деревья и трава, цвета которой они почти уж и не помнят.
Все больше и больше корешков пробивалось внутрь Танка, все больше цветов расцветало на нем, и все больше хотелось солдатам наружу, но они не смели пока сказать об этом своим офицерам.
Офицеры, конечно, тоже заметили корешки, которые спускались на их военные карты и документы, на телефонные аппараты и перископы, даже на их фуражки на вешалках. Они доложили о них главному командиру Бом Бардиру. Бом Бардир распорядился:
— Армию пора проветрить! Провести на следующей неделе Самую Большую Приборку под кодовым названием «Метла». А за ней, на следующей неделе, провести Самые Большие Маневры, кодовое название «Ветерок». Операции подготовить, о готовности доложить!
И вот уже подходил срок Самой Большой Приборки — она должна была начаться завтра, — как все в Танке услышали громкий треск. Что-то где-то треснуло, но никто не мог сказать, что, и никто не мог сказать, где. Потом треснуло в другом месте. В третьем… Затем треснуло сильнее, и Танк загудел.
— Тревога! — закричал дежурный офицер. — Тревога!
Все кинулись по своим местам, башня зашевелилась, заскрипела, орудие стало подниматься, заворчал и взревел мотор…
А треск в Танке продолжался. Танк трещал уже повсюду.
И вдруг над солдатами показался голубой и острый осколок зеркала. Это был кусочек неба. И еще, и еще… Неба вверху становилось все больше — броня валилась наземь. И вот в Танк заглянуло солнце. Армия превратилась в толпу, толпа металась по Танку, не зная, что делать, куда спрятаться.
А Танк разваливался, словно он был не из металла, а из глины. Вот уже лежит вместо него груда металлолома. Армия, побитая и покалеченная обломками брони, лишенная своей защиты, разбежалась, боясь попасть в плен к побежденным…
Прошло еще немного времени, и ржавая груда металла сплошь заросла зеленью, а зелень покрылась круглыми белыми цветами.
Обломки Танка затянула трава, которую люди зовут вьюнком и которая становится разрыв-травой, если ей что-нибудь мешает расти…
Никита вдруг увидел беленькие воронки цветов вьюнка ярко-ярко, их было, много, они были повсюду, они были как снег. Их запах походил на мамины духи. Оттого, что цветов много, Никите стало спокойно и хорошо. Он почувствовал, что и дальше все будет хорошо, — ведь он теперь знает новую тайну, новую силу.
…А команда, скажу вам напоследок, не распалась. Она существует по сей день. Что там произошло назавтра в команде после того, как Никита вручил письмо, что он еще говорил, я не знаю.
Команда существует; она охраняет деревья в нашем дворе и на улице. Мальчишкам больно, когда они видят сломанное деревце, — так, словно сломали что-то внутри тебя.
Ведь иначе и не может быть, потому что внутри каждого из нас есть свое деревце: оно гнется под ветром и распрямляется, непокоренное, его мочит дождь, и оно подставляет под капли листья-ладони; когда приходит время, оно покрывается зеленой листвой… оно живет в нас, зеленое деревце, и благодаря ему мы так остро чувствуем осень и весну, боль и радость…
Коррида под Григориополем
Михаил Афанасьевич — он живет в 37 квартире — мальчишкой был давно, лет тридцать с лишним назад. Он слесарь-ремонтник на автобазе. Рационализатор, изобретатель. На автобазе чуть что — обращаются к нему:
— Афанасьич, давай помозгуем вместе…
И не было еще случая, чтобы он не решил технической задачи.
Потом хвалят: золотая голова!
Я с ним хорошо знаком, я расскажу, какой была эта золотая голова тридцать с лишним лет назад.
Мишка перешел в пятый класс и сказал другу Сеньке, что скоро будет знать три языка: русский, молдавский и немецкий.
А через два дня немецкий язык сам пришел к Мишке, да только не тот, который он хотел. Началась война.
Наши отступали.
Наши прошли через село не задерживаясь, скорым маршем. Сказали: ждите, мы немцев остановим, а потом погоним назад. И ушли.
Улеглась за нашими пыль — лето было жаркое, сухое — и село ненадолго затихло. И вдруг понеслось тревожное: немцы идут! Немцы… И все стали хорониться по домам.
Немцы появились в селе часов в одиннадцать дня. Самые первые были на мотоциклах. Сидящие в колясках держали наизготовку автоматы.
Мишка и Сенька сидели на чердаке Сенькиного дома и смотрели на немцев сначала в окошко, а потом, испугавшись автоматов, — в щели.
Мотоциклы подняли пыль. Пыль над дорогой казалась живой: клубы ее шевелились и вздрагивали, вдруг выбрасывая из себя еще машину, еще… Потом пошли танки.
Поначалу ребята считали машины и танки, чтобы, когда понадобится, сказать, сколько их, а потом сбились со счета. Немцев было очень много. Через село шла, наверное, целая армия.