Добролюбов
Шрифт:
Во всем институте только два человека знали историю выдумки, столь оскорбившей директорское самолюбие. Это были Добролюбов, разославший сенсационные объявления по редакциям, и Шемановский, которому он во всем признался.
Какие же события предшествовали решению Добролюбова разослать извещение об «экзекуции» над директором?
Не будет преувеличением сказать, что в лице институтского начальства Добролюбов и передовые студенты видели воплощение худших сторон тогдашней правительственной и административной системы. Вся атмосфера закрытого учебного заведения с его казарменной дисциплиной, деспотизмом по отношению к студентам и духом ханжества была типичным порождением николаевского режима. И недаром всякое проявление недовольства институтскими порядками Давыдов без стеснения называл бунтом против правительства, не раз угрожая «бунтарям» Третьим отделением и Сибирью.
В «давыдовской вотчине» процветали казнокрадство,
И студенты негодовали по этому поводу. Они знали, что денежные суммы, предназначенные для пополнения библиотеки, употреблялись на натирание паркетных полов и прочие мероприятия, направленные к тому, чтобы придать внешний лоск институту. На оставшиеся деньги покупались сочинения самого директора в громадном количестве экземпляров. Стол, обмундирование студентов, учебные пособия — все было доведено до самого жалкого состояния.
«Мера терпения студентов, наконец истощилась, и они вздумали восстать против злоупотреблений Давыдова… Решили… действовать путем законным. В несколько дней общими силами составили подробное и откровенное описание положения института и отослали к князю Вяземскому [10] в виде письма», — так рассказывает Добролюбов историю этой вспышки студенческого гнева в статье-памфлете «Партизан И. И. Давыдов, во время Крымской войны» (статья появилась в 1858 году в герценовском «Колоколе»). Описание института «с закулисной его стороны» было составлено, по словам Шемановского, умно и полно: это был результат не столько общих усилий, сколько энергии и решимости Добролюбова. Здесь указывались многочисленные случаи, когда студенты бросали учиться, не закончив курса, или в течение двух лет погибали от чахотки. Здесь говорилось и о том, что начальство учетных округов недовольно учителями, вышедшими из института. Почему же учиться в нем так трудно, а результаты так плохи? Потому, объяснял автор описания, что начальство притесняет воспитанников, препятствует их развитию. И идут в институт теперь только те, кому некуда деваться.
10
П. А. Вяземский незадолго до этого был назначен на должность товарища министра просвещения.
В заключение (студенты просили Вяземского приехать к ним неожиданно для директора, чтобы своими глазами убедиться в справедливости их жалоб и назначить ревизию.
Через некоторое время товарищ министра действительно без предупреждения явился в институт, чем привел в изумление Давыдова, Он приехал прямо к обеду, потребовал суп, съел кусок пирога, нерешительно побродил между столами, сходил на кухню. Давыдов, усердно расшаркивавшийся перед начальством, омрачился и насторожил уши. Студенты ликовали, полагая, что Вяземский наконец-то начнет действовать. Он приезжал и еще несколько раз, недовольно посматривал на заискивающего директора, неопределенно мычал, но открыто выразить свое мнение не решался. Студенты терпеливо ждали, ждало ревизии и начальство. Но никаких перемен не было видно, хотя Вяземский и обещал кому-то, что в институте будут преобразования. Давыдов быстро ободрился: он уже понял Вяземского и обходился с ним полушутливо. тому скоро это надоело, и он прекратил свои посещения. А одному из студентов, бывшему у него по личному делу, товарищ министра прямо признался в своей беспомощности: «Что я могу сделать с вашим Давыдовым, когда он сильнее меня!»
Студенты ждали до конца учебного года, но так ничего и не дождались. Давыдов, читаем мы в статье Добролюбова, опубликованной в «Колоколе», продолжал властвовать, кормил студентов по-прежнему дурно и на экзаменах по-прежнему переправлял профессорские отметки по своему усмотрению. В конце концов «это студентов взорвало донельзя и вызвало на штуку, не совсем хорошую», — говорит Добролюбов. Именно тогда, исчерпав легальные способы борьбы и поняв, что законным путем ничего добиться нельзя, Добролюбов решился на крайнюю меру: он написал и разослал уже известный нам «пасквиль» — лаконическое сообщение о том, что студенты высекли тайного советника и академика Ивана Давыдова. По мысли автора, это должно было скомпрометировать директора в глазах общественности и министерского начальства. Как мы видели,
Однако Добролюбов был неутомим и изобретателен в изыскании методов борьбы за то, что считал справедливым. Судя по всему, он не очень долго раскаивался в совершенном поступке, хотя и считал его «не совсем хорошим». Во всяком случае, через некоторое время, снова убедившись в прочности давыдовских позиций, он придумал еще одну «штуку». 15 сентября 1856 года в газете «Московские ведомости» появилось объявление следующего содержания:
«Объявляется сим, что московский купец Иван Давыдов Сеченый с большою пользою на выгодных условиях принимает подряды; спросить возле 1-го Кадетского корпуса, в квартире Федора Ильина, в С.-Петербурге».
Объявление из газеты «Московские ведомости» за 15 сентября 1856 года, посвященное И. И. Давыдову.
Н. Г Чернышевский.
О. С Чернышевская.
Мы не знаем в точности, при каких обстоятельствах «объявление» было отослано Добролюбовым в редакцию «Московских ведомостей». Но несомненно, что этот номер газеты пользовался большим успехом в Петербурге. Шутка била прямо в цель. И кличка «Сеченый» и упоминание Федора Ильина, институтского эконома, обладавшего большой властью усердно занимавшегося вместе с директором «темной экономией», — все это не оставляло сомнений в том, кого имело в виду замысловатое объявление, неожиданно появившееся в правительственном органе. По воспоминаниям Шемановского, оно всех «пробудило» в институте и доставило много забавы и студентам и профессорам.
Мысль прибегнуть к помощи печати в борьбе с «Ванькой» пришла Добролюбову уже давно. Вскоре после истории с Вяземским он начал размышлять о том, чтобы использовать для этой цели начавшееся знакомство с «Современником». Правда, как мы помним, Чернышевский настойчиво предостерегал молодого автора от открытого участия в журнале, известном своим прогрессивным направлением. Но это не могло удержать Добролюбова, тем более что он был заранее уверен в поддержке Чернышевского: во всем, что касалось борьбы с мракобесом Давыдовым, «Современник» не мог не встать на сторону передового студенчества.
Чернышевский вовсе не удивился, когда Добролюбов пришел к нему с предложением печатно выступить против Давыдова и давыдовского режима. Это произошло всего через несколько недель после первого знакомства. Статья о «Собеседнике» была давно принята и должна была появиться в августовской книжке журнала. Теперь Добролюбов принес новую статью; он написал рецензию на две только что вышедшие брошюры, посвященные Педагогическому институту: «Описание Главного Педагогического института в нынешнем его состоянии» и «Акт девятого выпуска студентов… 21 июня 1856 г.». Рецензия, по выражению самого Добролюбова, была наполнена «злокачественными выписками» из этих брошюр: она была задумана как удар по Давыдову, но удар неизмеримо более серьезный, чем анонимный «пасквиль» или веселое объявление в газете. И Чернышевский, опасаясь за судьбу студента, долго колебался, прежде чем уступил его настоятельным просьбам. «Если чего не следовало для его безопасности печатать до окончания им курса, то, конечно, именно такой статьи», — писал он в своих воспоминаниях о Добролюбове.
Несомненно, редакция «Современника» была заинтересована в этой рецензии и рассматривала ее как острое политическое выступление. Именно поэтому она была помещена очень быстро — в ближайшем же номере журнала, в том самом, где печаталась принятая гораздо раньше первая часть статьи о «Собеседнике».
На первый взгляд рецензия Добролюбова не содержала в себе ничего предосудительного; в ней спокойно излагалось содержание брошюры, приводились большие цитаты из устава института. Цензор Бекетов, известный своей «либеральностью по глупости», принял все это за чистую монету и разрешил статью к печати. Добролюбов, торжествуя победу, радостно сообщал Турчанинову в письме от 1 августа 1856 года: «В «Современнике» пропущена уже статейка о нашем последнем акте, наполненная самыми злокачественными выписками из него… Разумеется, Бекетов ее не понял».