Добровольцы, шаг вперед!
Шрифт:
– Ну, что ты узнал? Говори!
– за всех спросил Шмелю Петр Жарликов.
– Позор! Всем нам позор!
– зло выкрикнул Шмелев и, переведя дыхание, уже спокойно стал размышлять вслух: - Конечно, погода нелетная. Но лучше она вряд ли станет. И приказ есть приказ.
– О чем ты? Говори толком!
– А вы сидите тут и не знаете?
– опять распалился Шмеля и сообщил, что командир группы майор Чернобуров якобы позвонил в штаб дивизии и недвусмысленно заявил, что в такую погоду летать в тыл к немцам - только людей гробить. Словом, просил повременить с вылетом.
– Не может быть!
– А что тут возмутительного?
– пытался охладить горячие сердца Вася Муратов, штурман в экипаже Жарликова.
– Нашелся человек, который сказал то, что думал. На такое решиться тоже надо мужество иметь.
Молодые горячие души. Они думали не о своей славе, а о чести Комсомольского полка, о девизе комсомола - всегда быть впереди.
– Да какое он имел право на это?
– снова начал заводиться Шмелев.
– Как же так?
– недоумевал Николай Шабалин.
– Соседи, говорят, уже полетели...
Неизвестно, долго ли бы еще продолжалось это необычное комсомольское собрание и чем бы оно закончилось, если б дверь казармы не открылась, и в ней не показались парторг полка капитан Изотов и командир третьей эскадрильи капитан Дорошенко. Голоса в казарме тут же стихли. Федор Данилович, парторг, сразу же уловил такую перемену:
– Почему замолчали?
– Да мы так, - примиренчески сказал Сергей Мастеров, - о погоде, о полетах...
– Вот и мы о том же с вами хотим поговорить.
– Парторг не видел всего накала страстей. Он пришел просто для того, чтобы прощупать настроение. И сразу же - персональный опрос. И знал ведь кого спросить - Шмелева.
– Ну, какова погодка, Николай?
– Да нормальная, - потупясь, ответит тот.
– Прикажут полететь - полечу.
– Вот это я понимаю, слова не мальчика, но мужа, - похвалил Изотов. И сразу же к другому: - А что на этот счет скажет Дима Климанов?
– В нашем роду трусов не водилось!
– выпалил летчик.
– Саша Токарь?..
– Со всеми вместе.
– А ты, Павел Иванович?
– Изотов повернулся к Ивановскому.
– Какой может быть разговор, - с нажимом на "о" пробасил Паша.
На пороге вдруг появился начальник штаба дивизии полковник Бондаренко. Было видно, что он чем-то очень недоволен. Сопровождал его майор Чернобуров.
Капитан Дорошенко первым заметил начальство:
– Товарищи офицеры!...
Летчики дружно встали.
– Вольно, вольно, - остановил полковник капитана, когда тот начал было рапорт.
– Продолжайте беседу.
– А мы уже обо всем договорились.
– И о чем же это?
– Товарищ полковник, группа Комсомольского авиаполка в составе четырнадцати экипажей к выполнению боевой задачи готова!
– доложил капитан Изотов.
Полковник Бондаренко взглянул на Чернобурова, затем перевел взгляд на Изотова. Глаза начальника штаба дивизии сразу как-то потеплели:
– Спасибо, капитан! Другого решения от комсомольцев я и не ждал.
На выполнение боевого задания полетели только самые опытные экипажи Ивановский с Туриком, Анисимов с Костровым, Жарликов с Муратовым, Климанов с Антоновым, Токарь со Скрябиным, Шмелев с Ланцовым, Титаренко с Суворовым, Дорошенко с Закревским.
Первыми поднялись в хмурое февральское небо Алексей Дорошенко с Павлом Закревским. Очень важно было нанести сосредоточенный бомбовый удар по противнику в населенном пункте Капустино. И потому Дорошенко с Закревским перед вылетом заявили, что они первыми выйдут на цель и сбросят на танки противника ампулы с горючей жидкостью - КС. Пожары послужат ориентиром для бомбометания другим экипажам.
Свое слово Алексей и Павел сдержали. В неимоверно трудных условиях они точно вышли на Капустине. И вот уже на земле вспыхнуло до пяти движущихся костров - это горели танки противника, посланные на прорыв кольца окружения.
Дорошенко и Закревский отошли от цели - их место на боевой вахте в ночном небе тут же заняли Шмелев и Ланцов. На головы фашистов полетели фугасные и осколочные бомбы. Затем на цель вышли Павел Ивановский с Гришей Турином, Дмитрий Климанов с Иваном Антоновым...
И вот уже в штаб полка поступила телеграмма: "По населенному пункту Капустине не действовать. Бомбардировать войска и технику противника в Корсунь-Шевченковском".
* * *
Группа гитлеровцев, попавшая в окружение, вела себя в "котле" довольно уверенно, надеясь на свои силы (как-никак - девять пехотных и одна танковая дивизии) и особенно - на помощь извне.
Советское командование с помощью установленных на передовой громкоговорителей передало на немецком языке ультиматум - предложение окруженным сдаться в плен во избежание ненужного кровопролития. Затем в расположение немецких войск были направлены парламентеры. Однако генерал Штеммерман отверг условия капитуляции.
* * *
Утром 15 февраля парторг полка Ф. Д. Изотов зашел к командиру группы А. И. Чернобурову - посоветоваться.
– Александр Иванович, а не кажется ли тебе, что плохая погода, долгое ожидание ее улучшения, вынужденное безделье летного состава расхолаживают коллектив?
– Не то слово, Федор Данилович, - Чернобуров, видно, тоже беспокоился в этой связи.
– Не расхолаживают, а разлагают!..
– Ну, это ты, Батя, уж лишку хватил, - видно было, что Изотов в корне не согласен с такой оценкой.
– Разлагающийся коллектив...
– Парторг искал аргументы, чтобы опровергнуть слова Чернобурова.
– Да если говорить откровенно, этот коллектив, ты уж не обижайся, оказался на голову выше командира. Помнишь, неделю назад в казарме был разговор?..
– Вмешательство подчиненных в действия начальства я и считаю верхом недисциплинированности.
– Позволь с тобой не согласиться.
– Парторг пошел в наступление.
– Я лично полагаю так: если подчиненные начинают обсуждать приказ командира, ища в нем лазейку, чтоб отсидеться в тепле, тогда - да, это... Согласен, это признак разложения. Но ведь комсомольцы в ту ночь возмущались как раз нерешительностью командира - лететь на задание или нет. И тогда, и сейчас я глубоко убежден в правильности действий летчиков. Ведь они четко определили свое отношение к главному вопросу дня: надо бить противника при любых погодных условиях. Ребята отлично понимают, что мы - Комсомольский полк. Это наименование обязывает нас быть впереди других частей. А ты тогда, чего уж там, смалодушничал, принизил значение боевого порыва молодежи.