Добровольцы
Шрифт:
И сибирским казакам их ростовские коллеги норовят отвести ступеньку пониже на лестнице казачьей иерархии: вроде как вы ничем особенным не прославились, в истории не отметились. Последние такие упреки принимают «в штыки». Их аргументы: наши предки для российской короны и Сибирь покорили, и Дальний Восток освоили, а вы, донские, между прочим, большевицкую власть в большинстве своем приняли, под ее безбожные знамена встали.
Споры оборачиваются словесными перепалками, часто грозят перерасти в серьезные конфликты. За аргументами каждой перепалки не просто амбиции, а целые пласты истории. Случалось, что эту историю переписывали, подтасовывали, откровенно перевирали. Банальным призывом «давайте жить дружно» спорщиков не остановить. Досадно, если подобные противоречия будут всерьез отражаться на уровне дисциплины в отряде, а значит, и на его боеспособности.
Какой-то тихий отрезок этой войны нам достался: редкие перестрелки, нечастые рейды, почти мирные караулы. Все как-то неспешно, почти вяло. Тем не менее — кругом война, и пули, несущие смерть, присутствуют: то цокают о камни, то подвывают над головой. Впрочем,
Сегодня в лагере событие — приехали телевизионщики. Не югославские. Наши российские, эсэнгэвские (язык все-таки не поворачивается назвать их русскими). Белградские собкоры. Откуда и как узнали они о месте нашей дислокации — нам неведомо. Это странно, даже подозрительно. Сначала два этих шустрых паренька добрались до лесной казармы. Там как раз стояла на суточном отдыхе смена наших. На «положай» журналистов привез сам Мишка-командир.
Телевизионщики обошли весь лагерь. Снимали, записывали. Просили демонстрировать имеющееся в нашем распоряжении оружие. Только считаные единицы добровольцев, прикинув, что к чему, предпочли укрыться в палатках или под предлогом поиска дров скрылись из лагеря. Остальные из кожи вон лезли, дабы попасть в объектив. Сущие дети! Особенно усердствовали казаки. Они позировали от души и всерьез. Поодиночке и погруппно. С оружием и без. Даже Володька-Кишечник, три четверти срока своей службы проболевший и находившийся в основном то в казарме, то в медсанчасти, облачился в пятнистую форму, затянулся ремнями, схватил в руки оружия столько, сколько смог удержать. Ради такого торжественного момента была водружена на голову и гигантская белая лохматая папаха с красным верхом.
Ничего порочного в желании молодых людей от души попозировать перед камерой нет, но буквально пару дней назад эти же люди с перекошенными от злобы лицами утверждали, что все журналисты — суки, что всех их непременно надо «к стенке». Вот так. Вчера мешали представителей этой профессии с грязью, а сегодня перед ними же заискивают, давя и толкая друг друга, лезут в объектив. Велика власть тщеславия. Позднее стало известно, что приемы работы этих телеребят более чем странны. Перед теми, кого застали на базе в казарме, они выставили несколько литров водки. Сами почти не пили. Когда собеседники дошли «до кондиции», были включены камеры и микрофоны, посыпались очень конкретные вопросы.
Какие бы цели телевизионщики ни преследовали, от соблазна попросить их помочь я не ушел. Эти ребята — единственный для меня шанс передать в Москву весточку о том, что жив-здоров. Уезжая сюда, родным я наврал, что еду по приглашению Белградского культурного центра в Югославию для сбора материала о народных промыслах, культурных традициях и т. д. Надеялся, что буду иметь возможность хотя бы раз в десять дней звонить в Москву. Наивный! Ближайший населенный пункт, откуда можно дозвониться в Россию, находится километрах в шестидесяти от базы-казармы. Выбраться туда пока не представляется возможным. Потому и пришлось едва ли не слезно просить наших белградских собкоров позвонить домой в Москву. Очень хочется, чтобы ребята мою просьбу выполнили. Пусть успокоятся сердца тех, кто меня ждет.
Удивительно, но телевизионщики знали мою фамилию и место прежней работы. Черт с ними! Пусть они знают мою биографию до последних мелочей. Со всеми грехами и ошибками. Только бы дозвонились в Москву!
Опыт, который мы получим здесь, — уникален. Дай Бог не растерять его, не растранжирить на уголовщину. Не за горами время, когда этот опыт понадобится стране и нации. И тогда все мы, такие непохожие, с трудом находящие сегодня общий язык, снова соберемся вместе. Соберемся, чтобы выполнить большую работу по возрождению Отечества. Да, эта работа будет грязной. Здесь будет действовать принцип: «Кто, если не мы? Кроме нас — никто!» Мы готовы.
Тягостная тема, мрачные мысли. Порою, независимо от собственного желания, очень явственно представляешь, как кусок металла, отправленный «с той стороны» в виде пули или осколка, входит в человеческое тело. Как это противоестественно! Какая-то железяка вероломно вторгается в человеческую плоть! И каким беспомощным, беззащитным, несовершенным предстает в этой ситуации обладатель этой плоти, то есть человек! Очень «к месту» всплывают здесь личные анатомические познания. Вспоминается, что одних только сверхважных органов у человека столько, что пальцев на всех конечностях не хватит их сосчитать. Это значит, что вдобавок к ледяному «наповал» существуют еще тысячи вариантов на тему «ранение, не совместимое с жизнью». Жути прибавляется, когда на месте абстрактного человека представляешь вполне конкретного себя. Наверное, при таких мыслях надо заставлять себя вспомнить, что упомянутый паскудный смертоносный металл летит не только с «той стороны», но и в «ту сторону», соответственно отправляемый и направляемый нами. Выходит, баш на баш, квиты, в расчете! И все-таки ненормально это — какой-то мертвый, пусть разогретый пороховыми газами, металл входит в живое дышащее тело!
Малополезные и откровенно опасные, особенно здесь, «умствования». Куда актуальней вспомнить о том, что «добро должно быть с кулаками». Точнее, со штыками. Еще точнее, с родным, пусть и произведенным с нарушением технологии в чужой стране, «калашниковым». Это куда как более по-мужски. В полном соответствии с условиями момента.
Почему-то вспоминается все ранее прочитанное о войне: В. Некрасов, Н. Кольцов, И. Эренбург, В. Быков,
Что-то не выходят из головы коллеги-тележурналисты, что пару дней назад навестили нас на «положае». И визит непонятный, и люди странные. Никто из них так и не сказал, для какой передачи, для какого канала предназначены эти съемки, когда, в какой день этот сюжет выйдет в эфир. Зато очень обстоятельно, в разных ракурсах снималась наша позиция, подробно снимались все подходы к ней, объективы камер тщательно изучали наше оружие, места, где хранились боеприпасы.
Неужели московские «журналюги» вот так откровенно, «в лоб» работают на тех, с кем мы разделены линией фронта? Или мое сознание под воздействием окопного синдрома начинает дрейфовать в сторону известного диагноза? Правда, в последнем я не одинок. Многие, даже те, кто с удовольствием позировал перед камерами, почти уверены, что «упавшие» на «положай» как снег на голову журналисты — «шпиены», что отснятые пленки непременно окажутся в распоряжении врагов. Тем не менее эта тема не стала в отряде «темой номер один».
Наверное, это правильно. Где война — там и шпионы. Где передовая — там и вражеские лазутчики. Хотя… Стоило ли ехать за столько километров от Родины, чтобы в очередной раз столкнуться с представителями антинародной, антинациональной «пятой колонны»? [6]
для них не просто пустячное занятие, а откровенное унижение казачьего достоинства. С трудом сдерживаемся, чтобы не конфликтовать по этому поводу. Делим караульные часы между охотниками-желающими, по-прежнему считаем, что это оптимальный вариант сохранения собственной безопасности.
6
Странный приезд (точнее, налет) российских тележурналистов на наш «положай» накануне его штурма мусульманами еще не раз аукнется в моей жизни. Сначала стало известно, что кадры той съемки регулярно появляются в западных документальных фильмах, где югославская война 1992–1995 гг. трактовалась с позиций мировой закулисы (сербы — агрессоры, мусульмане и хорваты — несчастные жертвы, русские добровольцы — кровожадные наемники). Разумеется, этот факт нельзя считать окончательным подтверждением выдвинутой в свое время моими однополчанами версии-обвинения («журналюги-шпионы»). Тем не менее усиленное тиражирование кадров с русскими добровольцами совпало по времени с появившимися в западной прессе истеричными призывами «отловить» всех русских добровольцев, помогавших сербам в войне 1992–1995 гг., и отправить их… в Гаагу, дабы судить международным трибуналом как наемников и т. д.
В самом конце 90-х эта история еще раз напомнила о себе. Тогда я оказался в составе делегации представителей российских средств массовой информации в Италии. Приемы, банкеты, конференции. Еще в первый день командировки, знакомясь с членами делегации, отметил про себя, что лицо телекомментатора Андрея Б. кажется мне знакомым. Никакой тревоги по этому поводу не испытал. Рассудил, если человек с телевидения — значит, «по ящику» его физиономию раньше и видел. Если бы так… На следующий вечер, когда группа в одном из отельных номеров «продолжала банкет», я услышал, как Андрей вдохновенно описывал двум молоденьким журналисточкам свои подвиги в «горячих точках», в том числе и в Югославии. Разумеется, не смог удержаться от уточнения «где и когда». В ответ услышал: «Вышеград, апрель 1993-го». Приехали! Так вот почему его лицо мне показалось знакомым! Конечно, я напомнил в деталях и подробностях ситуацию, в которой мы встретились с Андреем впервые. Конечно, не удержался, «расставил акценты», опять же напомнил, что в тот момент мы, по сути, были по разные стороны фронта. Великого фронта, защищавшего славянскую цивилизацию и православную веру. Ответом было молчание. Предпочитал молчать поскучневший «югославский герой» и все оставшееся до конца командировки время. Верно, подмывало тогда спросить Андрея, куда делась съемка, сделанная на высоте Заглавок накануне 12 апреля 1993 г., кто организовывал туда поездку российских тележурналистов. Можно было даже ввернуть красивый вопрос про «тридцать сребреников», в лоб спросить «кто же вы, мистер (точнее, эфенди) Андрей?» Слава Богу, не унизил себя этим. Да и какой смысл был вообще говорить с ним? У либералов и патриотов разный язык. Понять друг друга им невозможно.
А кадры хроники, отснятой журналистами-соотечественниками на нашей боевой позиции в апреле 1993 г., продолжают кочевать по западным антиправославным и антиславянским агиткам. Последний раз фрагменты ее видел в состряпанном сараевскими идеологами фильме о войне в Боснии 1992–1995 гг. Разумеется, с хорошо знакомым подтекстом: на стороне ужасных сербов воевали страшные русские. Пропагандистский штамп образца 1993 г. никто даже не потрудился подновить! А вклад в его разработку российских тележурналистов, снимавших наш «положай» в апреле 1993 г., оставим на их совести. Не думаю, что они действительно работали по наводке западных спецслужб. Скорей всего, просто «кусочничали», подработали, продав за валюту съемки наших позиций какому-нибудь западному каналу. Повторяю, оставим это на их совести.