Доброй ночи, любовь моя
Шрифт:
В издательстве работали двенадцать человек, включая Курта Лудинга. Лучше всего у них шла специализированная литература. Точнее, когда-то шла. Из «художки» они издавали лишь Соню Карлберг, весьма популярную писательницу, специалистку по романам из усадебной жизни, которые, как ни странно, пользовались большим успехом и у современного читателя. Это была кроткая и хрупкая пожилая дама, но исключительно с виду. Анни, которая была ее редактором, страшно нервничала, когда Соня Карлберг заявляла, что намерена заглянуть в издательство. Она могла разъяриться от
Сотрудники сидели молча, хлюпая, тянули кофе из кружек. Наступили сумерки, оконные стекла блестели от дождя. Берит посмотрела на горшки с растениями на подоконнике, их никто не поливал, и они завяли. В животе у нее стянулся узел, она все здесь любила, и эти тяжелые лица вокруг стола, и беспорядок, и горы рукописей, и вечную спешку с версткой – все, что было частью ее ремесла.
После школы она изучала филологию. Она понятия не имела, кем хочет стать, и в издательский мир попала случайно. Крошечное объявление крошечного издательства, искавшего корректора. Издательство называлось «Стрена», оно давно уже закрылось. Несколько лет Берит вычитывала хорошо расходящиеся приключенческие романы, тогда же вышла замуж, родились дети.
На одной вечеринке в издательстве она разговорилась с Куртом Лудингом. Случилось так, что в это время его издательство расширялось, и он нанял ее сразу, не дожидаясь рекомендаций. Так многие получили работу, как она поняла впоследствии. Счастливый случай.
Тор, муж Берит, работал бухгалтером. В первый год они теснились в его однокомнатной квартирке на улице Тулегатан. Тяжелое было время. Когда одному мальчику исполнилось два года, а другому три, они наконец смогли переехать в собственный дом в районе Энгбю.
Сейчас мальчики уже не жили дома.
Вылетели из гнезда.
Ей было грустно, что они больше не живут все вместе. Теперь это взрослые мужчины, навсегда для нее потерянные.
Из редакции Берит ушла около четырех. По дороге домой купила пару кусков филе и бутылку сухого красного вина. Тор еще не пришел с работы, она переоделась и накрыла в столовой, поставила свечи, разложила льняные салфетки.
Он решит, что у нас праздник, с горечью подумала она.
Когда до нее донесся звук мотора из гаража, она бросила на сковородку кусок масла и откупорила бутылку.
Тор открыл входную дверь, повесил пальто, из прихожей донеслась возня, это Тор расшнуровывал ботинки, затем отбросил их к стене. Наконец он появился в кухне, вид у него был измученный.
– Вот, решила нас немного порадовать, – сказала она.
– С чего бы это?
– А почему нет?
– По какому поводу? Годовщина какая-нибудь?
– Насколько я знаю, никакой. Имеем же мы право немного кутнуть в обычный четверг, тебе не кажется?
– Ладно.
Они ужинали в молчании. Берит отхлебнула вина, оно быстро ударило ей в голову, сознание затуманилось.
– Что с тобой такое? – спросил Тор.
– А что со мной такое?
– Что-то с тобой происходит, я же вижу.
– Тор, скажи, я тебя все еще привлекаю?
– Берит!
– Нет, скажи. Привлекаю ли я тебя, чувствуешь ли ты желание, хочешь ты меня трахнуть, когда видишь?
Он отодвинул тарелку:
– С чего ты об этом сейчас завела?
– Ничего я не завела. Я задаю тебе прямой вопрос и хочу получить прямой ответ. Что тут на фиг странного?
– Ты же моя жена.
– Потому и спрашиваю.
Она поднялась, обошла вокруг стола и обхватила его голову. Волосы у него на макушке стали редеть, она погладила именно там. Потом ее руки скользнули по рукавам рубашки, еще ниже.
– Берит, – сказал он. – Мы же едим!
В пятницу Берит поехала на метро в Хэссельбю. Было что-то особое в поездке в метро в обычный рабочий день. Днем в метро пассажиры совсем другие, много детей с родителями, в вагоне светло, другие цвета, другие звуки. И особенно бросается в глаза, до чего здесь обшарпано и грязно. Пол в вагоне неровный от грязи, каких-то подтеков, многие сиденья разрисованы черным.
Ночью выпал снег и пока не растаял. Она сошла на конечной остановке, и на нее нахлынули воспоминания, она будто вернулась в дни, когда была подростком. По дороге к автобусной остановке она заметила, что вокруг метро все перестроили, освежили. Продовольственный магазин «Консум» исчез, на его месте теперь стоковый универмаг с витринами, забитыми объявлениями о распродажах.
Берит собиралась пройтись до кладбища пешком, но тут подкатил автобус, и она проехала несколько остановок. Солнце играло бликами на свежем снежке, у нее даже глаза заслезились. Надо было захватить солнечные очки.
Кладбище казалось идиллическим, почти деревенским, надгробные камни были засыпаны снегом, на деревьях сидели синицы. Справа от небольшой часовни лежала гора заснеженных венков. Пятница, типичный день для похорон. Ее родителей хоронили в пятницу, сначала мать, а через два года отца.
Не считая редких машин, проезжавших по дороге на Сандвик, вокруг было тихо и спокойно. Кладбище – последний приют, так обычно пишут на табличке у входа, здесь нельзя шуметь и ссориться. Мертвым этого хватило при жизни. Теперь они имеют право на вечный сон.
На кладбище Берит была одна. Она осмотрелась. В одном из тех домов, на улице Фюрспан, какой-то психопат когда-то держал в плену юную дочь врача. Это было где-то около года назад. Берит припомнила подробности. Возле одного из этих окон девушка стояла и глядела на улицу, надеялась, что кто-нибудь увидит ее и среагирует. Хотя кто бы среагировал на стоящую у окна девушку? Даже если бы она кричала и звала на помощь.
Как потом сложилась жизнь бедняжки? Судя по газетам, она спаслась, но с психикой, похоже, начались проблемы... Еще бы, такая травма. Это бесследно не проходит.