Доброй ночи, любовь моя
Шрифт:
– А потом что случилось? – шепотом спрашивала она, а кошка спрыгивала на пол и шествовала к двери.
– Я не знаю, – невнятно бормотал он. – Я не знаю, что с ними сталось.
Тогда она приближалась к Охотнику и касалась его щеки. А в кухне было жарко, плита пылала.
– Когда ты вырастешь, забудешь меня, – сказал он, и колода карт исчезла в его кулаке.
– Ни за что в жизни! – воскликнула она и заплакала, она ведь была на пути из детства,
– Я иногда забираюсь на гору, стою и кричу, – сказал Охотник. – Обычно помогает. Ведь люди могут подумать, что я сумасшедший, и тогда меня упекут в больницу Бекомберга. А на горе никто не услышит.
Она вышла из дома. Кухонное окно светилось в сумраке, но он не смотрел ей вслед, сидел у стола, застеленного цветастой клеенкой, и раскладывал пасьянс, раз за разом. Она встала у самого обрыва. Ветер задувал ей в глаза, в рот, когда она широко, как у зубного врача, разинула его.
Только крик из нее так и не вылетел.
– А что твои родители думают о твоих визитах ко мне? – спросил Охотник и слегка нагнул голову, словно хотел рассмотреть ее поверх очков.
Она чуть не проговорилась про ведьму. Только сейчас она уже была старше, слово «ведьма» поблекло.
– Одинокий мужчина, с ним всегда что-то не так, – пробормотал он.
– У меня пасьянс сошелся, смотри, я победила!
– Я же не об этом сейчас говорю.
Нет, не об этом. Она прекрасно понимала. Сейчас его мозг заполняли взрослые мысли, готовые перелиться через край.
Она взяла свою куртку и ушла.
Они гнались за ней вниз по склону горы возле общественной купальни. Отсюда недалеко было до ее дома. Но до дома она не добежала. Светлый ангел Берит с растрепанными локонами, за ней Эви и Герд, девочка из города. Она сюда попала как приемыш. Ее родители развелись и разлетелись, точно пыль на ветру. Так сказала Флора отцу, а Жюстина услышала.
Точно пыль на ветру.
Герд была длинная и тощая, она вечно огрызалась. Ее с самого первого дня затянуло в круг, в центре которого блистала Берит. Она выучила стишки и дразнилки.
Они еще не дошли до конца. Не раздели ее, не выставили на свет божий, чтобы плюнуть на то, что предстанет перед ними. Она знала, что когда-нибудь им это удастся, и это придавало ей сил, заставляло бежать.
Только у Герд были длинные сильные ноги. Вот они уже близко, рядом, повалили ее. Она кричала, сопротивлялась, под ногтями у нее стало скользко, они во что-то впились.
– Смотри, как она тебя поцарапала! – завопила Берит. – У тебя на шее кровь!
Герд сидела у Жюстины на животе. Герд била ее по щекам, раз, два, раз, два. Содрала с нее куртку через голову, скомкала, отшвырнула. Они что-то делали с ее брюками, стало шершаво и очень холодно.
Тогда в ней словно пробудилась звериная сила, она резким движением вывернулась. Она кинулась прочь, на бегу пытаясь подтянуть штаны, нога подвернулась, и она упала. В темноте она видела их глаза, видела, как побелели их лица.
Ее нашла Флора.
Две девочки позвонили в их дверь. Жюстина упала, там, на горе. Флора сорвала пальто с вешалки и выскочила на улицу.
– Господи, я торопилась изо всех сил. Почему вы тут носитесь?
Жюстина очнулась. Ее окружал туман. Идти она не могла.
Чего ей ждать от Флоры? Что она теперь сделает?
– Помогите нести ее, девочки. Берите за ноги, а я возьму за плечи.
Когда они снова вцепились в нее, Жюстину стала бить дрожь.
Герд и Берит рассказывали в один голос:
– Мы здесь играли, и вдруг Жюстина поскользнулась, а мы очень испугались, потому что она какая-то странная сделалась, не отвечала, и мы тогда решили, что надо сбегать за Жюстининой мамой, и мы побежали вдвоем на всякий случай, а Эви должна была остаться.
– Тебя я не знаю, – сказала Флора и с любопытством посмотрела на Герд.
– Я приемная, у Эстманов живу.
– Вот как. А где твои собственные родители?
– Они развелись, ни у кого из них на меня сил не хватает.
– Не хватает сил? – Голос Флоры звучал растроганно.
Они внесли ее в дом, опустили на голубой ковер. Они не смотрели на нее, сказали, что им домой пора, их ждут к ужину.
– Бегите! – разрешила Флора.
Когда отец пришел домой вечером, он посадил Жюстину в машину и отвез в больницу. Она лежала на заднем сиденье, а Флора сидела, повернувшись к ней, и держала ее за руку.
– Все резвятся точно телята на лужке, – сказала она. – А ведь выросли уже из таких игр.
Отец молчал, гнал машину как бешеный через мост. Когда они подъехали к больнице, он взял Жюстину на руки и нес всю дорогу.
Лодыжка была сломана. Ногу закатали в гипс до самого колена. Жюстина чувствовала себя тяжелой и счастливой.
– Шесть недель девочка должна быть в относительном покое.
Отец сказал:
– Я найму ей домашнего учителя. Скоро уже летние каникулы.
Флора:
– Я сама могу с ней заниматься.
Отец:
– Конечно, можешь. Но у меня есть один знакомый молодой человек, который сейчас как раз ничем не занят. Это Марк, сын моего кузена Перси. Деньги ему не помешают, будет приходить каждый день и заниматься по несколько часов.