Доброй ночи, любовь моя
Шрифт:
И все же она когда-то носила ребенка.
Когда Жюстина рассказала ему об этом, он ответил, что догадывался. Она шире и не такая упругая, как молодые. Но тут же добавил, что это не делает ее менее привлекательной. Его, среди всего прочего, именно контрасты и притягивают: она такая большая и аппетитная – и при этом такая неопытная.
Историю с птицей он нашел чистым безумием. Когда она в первый раз привела его к себе, птица захлопала крыльями, и Натан вскрикнул от неожиданности. Жюстина надеялась, что он понравится птице. Но пришлось
– Я выпущу ее на волю, – пообещал Натан. – Это же издевательство над несчастным созданием!
– Ага, выпустишь, и он умрет. Его же сразу заклюют.
– Не лучше ли быстрая, пусть и грубая смерть, чем жизнь в доме, построенном для людей?
– Ты не понимаешь. Он любит этот дом, а я – его друг.
– Нельзя сказать, чтобы это было особо гигиенично.
– Люди вечно болтают про чистоту. Ты хочешь сказать, что у меня в доме грязища?
– Нет, но...
– Давай забудем про птицу. Иди сюда, я тебе кое-что покажу.
Она показала ему свои детские фотографии, снимки матери, свадебное фото отца с Флорой.
– О... Вот как эта пресловутая Флора выглядит.
– Да.
– Вылитый скелет.
– Она всегда была красавицей, тонкой и хрупкой.
– Да в такой слышно, как кости гремят. Нет, Жюстина, красавица – это ты, ты такая, какой и должна быть женщина. Округлая и ладная, мужчины любят, чтобы было за что укусить.
И он прижался губами к внутренней стороне ее руки, оставив на коже темно-красный след.
Увидев на стене рожок, Натан снял его с крючка и попытался затрубить. Из рожка не вылетело ни звука. От усилий Натан покраснел.
– Он что, сломан?
Жюстина взяла рожок из его рук. Еще ребенком она сочинила несколько мелодий, простых, легко запоминающихся. Она сыграла ему пару своих напевов.
Он снова захотел попробовать, дул и фыркал, пока из рожка не вылетел сиплый хрип.
– Я сразу умела играть, – тихо сказала она. – Как только папа подарил мне его. Он сказал, что рожок предназначен мне.
Натан тоже считал, что ей нужно продать дом.
– Только поторопись, пока птица вконец тут все не испортила.
– Как ты не понимаешь. Я хочу жить здесь. Этот дом выбрала мама. Я всегда здесь жила.
– Именно поэтому. Как ты думаешь, в скольких домах я жил? Я даже и сам не знаю. Человеку надо передвигаться, чтобы были новые перспективы. Это ненормально, когда каждый божий день перед глазами все тот же пейзаж. Неужели ты не понимаешь? Человек должен развиваться, Жюстина. Пускаться в приключения.
Все они собрались у Бена. Двое норвежцев были уже там, когда пришли Жюстина с Натаном. Обоим около тридцати, звали их Уле и Стейн. Чуть позже появились исландец и трое немцев, Хенрик, Стефан и Катрин. Исландца звали Гудмундур.
Потом пришла Мартина. Открыла дверь и вошла. Уселась, словно уже знала тут всех, словно лишь на минутку отлучалась по делам.
– Привет. Вы меня долго ждали?
Она была одета в тонкие брюки из хлопка, такие тонкие, что под тканью просматривались трусики. Волосы закручены в узел. На плече висела камера на широком ремне, большая и навороченная.
Один из норвежцев присвистнул:
– Никон? Ф4?
– Да, – ответила Мартина. – Рабочая лошадка.
– Так ты фотограф?
– Нет, я вообще-то внештатный журналист. Но и фотографирую тоже.
– Она, должно быть, порядочно весит? Так и будешь ее с собой по джунглям таскать?
– Я ее уже по половине земного шара протащила, так что камера мне не помеха.
Мартина была самой младшей из участников. Ей было двадцать пять, и она привыкла путешествовать в одиночку.
– Мартина обещала сделать репортаж о нашем путешествии, – пояснил Натан. – Она поможет вывести на рынок мою только что основанную фирму, а вы – группа пионеров. Все зависит от вас...
Все рассмеялись.
Бен прошелся по деталям, которые нужно было знать. Сказал, что все должны говорить по-английски.
– Тогда никто не будет чувствовать себя чужаком. Помните, что все, кто находится в этой комнате, все вы принадлежите к тем счастливчикам, кому представилась возможность посетить одно из самых красивых мест на земле. Тропический лес, богатый животными и растениями. Тропический лес, который пока существует, но стремительно исчезает. Я хочу, чтобы вы понимали, что означает такая экспедиция... Некоторым из вас она, возможно, покажется тяжелой, нам ведь придется идти с полным снаряжением. В джунглях нет ни дорог, ни тропинок. Нужно будет ползти, карабкаться и балансировать. А также прорубаться через заросли с помощью паранги, это нож для джунглей, мы купим их завтра. Нам предстоит двигаться там, где никогда не ступала нога белого человека, ни мужчины, ни женщины. Сейчас у вас еще есть возможность отказаться. У вас есть ночь на раздумье.
Вечером Бен повел их в китайский ресторан, где подавали пиво. Жюстина с гораздо большим удовольствием выпила бы бокал вина, но, похоже, в этой стране подобное невозможно. Она оказалась рядом с немцем по имени Хенрик, к которому сразу прониклась симпатией. Хенрик с женой мечтали, выйдя на пенсию, начать путешествовать, но у жены обнаружился рак, и год назад она умерла.
– Я оставил работу после ее смерти и теперь путешествую и за себя, и за нее, – доверительно рассказывал он Жюстине. – Я чувствую, что она вроде как все время со мной. Я с ней беседую по вечерам, рассказываю, что видел. Когда есть с кем поделиться впечатлениями – это уже половина удовольствия.
Пиво помогло ей чуточку расслабиться.
– Тяжело терять кого любишь.
– Эльза была такая хорошенькая...
Он достал бумажник и быстро, стесняясь, показал фото жены. Ничего особенного в ней не было. Жюстина не знала, что сказать.
– Мы были женаты почти сорок лет. А вы? Сколько времени вы женаты?
– Мы? Нет, Натан и я... мы... я не знаю, как это назвать по-английски. Мы пара, но не женаты. Мы даже не живем вместе.
– Любовники?
– Нет, больше. Возможно, мы поженимся, мы говорили об этом.