Добыча. Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть
Шрифт:
Нефтяная промышленность определенно вступила в новую эру, когда миллиард баррелей не составлял никакой разницы. С начала пятидесятых и до конца шестидесятых годов мировой нефтяной рынок определялся необычно быстрым ростом, гигантским приливом, который как мощный и страшноватый поток увлекал с собой всех в промышленности с непреодолимой силой. Потребление росло темпами, которые просто нельзя было представить в начале послевоенной эры. Однако, хотя рост потребления был высок, наличие поставок опережало его.
Увеличение производства сырой нефти в свободном мире было колоссальным: с 8,7 миллиона баррелей в день в 1948 году до 42 миллионов баррелей в день в 1972 году. В то время, как производство в США выросло в 5,5 до 9,5 миллиона баррелей в день, доля Америки во всем мировом производстве снизилась с 64 процентов до 22. Причиной снижения доли явились необычайные перемены на Ближнем Востоке, где производство
Еще более впечатляющим было увеличение разведанных запасов нефти, т. е. нефти, которую уверенно можно было добывать. Разведанные ресурсы нефти в некоммунистическом мире выросли почти в 9 раз: с 62 миллиардов баррелей в 1948 году до 534 миллиардов баррелей в 1972 году. Американские резервы выросли с 21 миллиарда баррелей в 1948 году до 38 миллиардов к 1972 году. Но их доля в мировых запасах снизилась с тридцати четырех процентов до каких-то семи. Значительный рост был зарегистрирован в Африке, но самым поразительным был прогресс в новом центре притяжения – на Ближнем Востоке, чьи ресурсы выросли с 28 до 367 миллиардов баррелей. Из каждых 10 баррелей, добавленных к мировым нефтяным запасам между 1948 и 1972 годами, более 7 приходились не Ближний Восток. Эти гигантские цифры означали, что несмотря на то, что мир все быстрее и быстрее потреблял нефть, прирост ее мировых резервов происходил еще быстрее. В 1950 году в промышленности считалось, что с имеющимся количеством разведанных ресурсов и современным уровнем производства нефти хватит на девятнадцать лет. К 1972 году, после всех этих лет быстрого роста, ошеломляющего увеличения потребления и бешеных темпов роста производства, расчетная продолжительность пользования нефтяными резервами была тридцать пять лет2.
Само изобилие ближневосточных „слонов“ неизбежно вело как к яростным попыткам новых игроков войти в игру, так и к жесткой конкуренции за рынки, к непрекращающейся борьбе, где снижение цен было самым мощным оружием. Для компаний такое снижение цен было непременным деловым решением. Но для нефтедобывающих стран оно было, как сухая солома, подбрасываемая в костер национализма, разгорающегося на Ближнем Востоке после победы Насера в Суэце.
Послевоенный нефтяной порядок держался на двух основах. Одной из них были великие нефтяные сделки сороковых годов, которые установили основы отношений между компаниями, действующими на Ближнем Востоке. Соглашения обеспечивали ресурсы, необходимые для быстрой разработки нефтяных запасов, приводили системы нефтедобычи, переработки и сбыта в соответствие с масштабом резервов, стимулировали увеличение уровня потребления и обеспечивали его опережающий рост. Вторая основа состояла из концессионных и контрактных отношений между компаниями и правительствами стран-производителей, на базе с трудом достигнутых соглашений о разделе прибыли по принципу пятьдесят на пятьдесят. Была надежда, что с помощью этих двух основ будет достигнута относительная стабильность.
Боясь того, что может произойти в ином случае, ни нефтяные монополии, ни правительства стран, потребляющих нефть, не хотели отходить от принципа пятьдесят на пятьдесят. Ближневосточный нефтяной комитет британского кабинета министров заявил: „Сейчас достигнута разумная основа для партнерства между нефтяными компаниями и правительствами стран Ближнего Востока… Любые дальнейшие посягательства ближневосточных стран… серьезно нарушат нашу систему снабжения нефтью“. Но для правительств стран-производителей дела обстояли иначе. Почему бы по возможности не увеличивать доходы, не доводя до разрыва с компаниями, Вашингтоном и Лондоном?
Так считал, конечно, и шах Ирана. К середине пятидесятых годов ушли в прошлое времена, когда его одолевали сомнения, мышь он или мужчина. Он уже конфиденциально заявлял: „Ирану самой судьбой уготовано стать великой державой“. Для удовлетворения своих амбиций и аппетитов он хотел увеличения доходов от нефти и собирался проводить более независимую политику, уменьшая и ограничивая таким образом власть консорциума компаний, который явился одним из результатов его унизительной борьбы с Мосаддыком. Но он не мог позволить себе потревожить основы международных отношений и поставить под угрозу безопасность Ирана. Ему был нужен пособник. Но такой человек не мог принадлежать ни к монополиям, ни к крупным американским независимым компаниям, потому что почти все они вошли в консорциум. Кто же остался?
Европеец, итальянец, у которого была своя нефтяная программа – Энрико Маттеи.
В то время, когда монополии стали слишком бюрократичными, слишком большими, сложными и устоявшимися, чтобы не отражать образ одного человека, Энрико Маттеи намеревался создать новую монополию „Аджип“, находящуюся
Необузданный сын полицейского из северной Италии, Маттеи бросил школу в четырнадцать лет и стал работать на мебельной фабрике. В тридцать с небольшим он владел химическим заводом в Милане, где во время Второй мировой войны он стал партизанским командиром (христианским демократом). В конце войны его управленческие и политические способности позволили ему возглавить то, что оставалось от „Аджип“ в северной Италии. „Аджип“ (Итальянскому генеральному агентству по нефти) к этому времени было почти двадцать лет. Италия, следую примеру Франции, в двадцатые годы создала государственную нефтеперерабатывающую компанию для того, чтобы конкурировать с транснациональными компаниями. К середине тридцатых годов „Аджип“ завоевала на итальянском рынке долю, приблизительно соответствующую доле „Эссо“ и „Шелл“. Но за пределами Италии компания ничего не значила. Обладая громадным запасом энергии и будучи мастером политики в итальянском стиле, Маттеи затеял превратить „Аджип“ в значительно более крупное предприятие. Однако этого нельзя было сделать без наличия денег, а послевоенная Италия как раз очень сильно нуждалась в них. Необходимые средства были найдены в долине реки По в северной Италии, где были открыты и разработаны значительные запасы природного газа, принесшие высокую прибыль, способную обеспечить развитие „Аджип“ в Италии и удовлетворить ее притязания за рубежом. В 1953 году Маттеи предпринял главный шаг по реализации своих амбиций, когда различные государственные нефтегазовые компании были собраны в новое объединение – ЭНИ – растущий конгломерат, состоящий тридцати шести дочерних компаний, сферой деятельности которых были сырая нефть, танкеры и бензозаправки, а также недвижимость, гостиницы, платные автотрассы и моющие средства. Хотя предполагалось, что государство контролирует ЭНИ, действующие в нем компании („Аджип“, занимающаяся нефтью, СНАМ – трубопроводами и другие) управлялись автономно. Президентом ЭНИ, а также и „Аджип“ и всех остальных компаний объединения был один и тот же человек – Энрико Маттеи. „Впервые в экономической истории Италии, – сообщало с некоторым удивлением в 1954 году посольство США в Риме, – государственное объединение находится в уникальном положении, будучи платежеспособным, умело управляемым и ответственным только перед своим руководителем“. Будущее ЭНИ будет глубоко определяться „неограниченными амбициями, проявляющимися в личности Энрико Маттеи“, – делался вывод в докладе.
Маттеи сам стал популярным героем, самым заметным человеком в стране. Он воплощал великие чаяния послевоенной Италии: антифашизм, восстание и перестройку нации, появление „нового человека“, который все делал сам без поддержки стариков. Он также обещал итальянцам собственные и надежные поставки нефти. Италия была страной с бедными природными ресурсами, и она не только осознавала их дефицит, но и возлагала на него ответственность за многие несчастья, включая военные поражения. Теперь, вместе с Маттеи, эти проблемы, по крайней мере в энергетической области, должны быть решены. Он взывал к национальной гордости и знал, как овладеть воображением публики. Вдоль дорог и магистралей Италии „Аджип“ строила новые бензозаправки, которые были крупнее, привлекательнее и просторнее, чем у транснациональных конкурентов. Там были даже рестораны.
Маттеи вскоре стал, как говорили, самым влиятельным человеком в Италии. Объединение ЭНИ владело газетой „Иль Джорно“, субсидировало несколько других газет от правых до крайне левых и финансировало партию христианских демократов, а также политиков других партий. Маттеи не особенно любил политиков, но использовал их насколько было необходимо. „Иметь дело с правительством, – жаловался он, – все равно, что сосать иглы“. Маттеи говорил на отрывистом, грубом, простонародном итальянском языке, который не шел в никакое сравнение с красноречием и риторикой итальянских политиков. Но он притягивал к себе, глубоко очаровывал, был убедителен, обладая сочетанием напряженных эмоций и откровенности, и в основе всего этого была активная, вулканическая, неуемная энергия. Много лет спустя один из его помощников вспоминал: „Любой, кто работал с ним, готов был пойти за него в огонь, хотя и не мог объяснить почему“.