Добыча. Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть
Шрифт:
Сенатор Беранже, директор французского Генерального комитета по топливу, был еще красноречивее: „кровь земли“ (нефть) была „кровью победы… Германия слишком полагалась на свое преимущество в железе и угле и недостаточно учла наше преимущество в нефти“.
Беранже тогда же изрек пророчество: „Нефть была кровью войны, теперь ей предстоит стать кровью мира. Сейчас, в первые мирные дни, наше гражданское население, наша промышленность, наша торговля, наши фермеры – все просят больше нефти, всегда больше нефти; больше бензина, всегда больше бензина“.
Неудача в Баку оказалась серьезным ударом для Германии. В октябре 1918 года германская армия исчерпала свои резервы. Германское высшее командование ожидало долгого топливного кризиса с наступлением зимы. В октябре в Берлине подсчитали: войну на море
Достоверность этих оценок проверить не удалось, поскольку истощенная Германия капитулировала уже через месяц. Перемирие было подписано в пять утра 11 ноября 1918 года в Компьенском лесу, в вагоне маршала Фоша. Через шесть часов оно вступило в действие. Война закончилась.
Дней через десять британское правительство дало обед в Доме Ланкастера в Лондоне для Конференции союзников по нефти. Председательствовал знаменитый лорд Керзон. Когда-то он служил экспертом по Персии министерства иностранных дел и являлся вице-королем Индии. Из стратегических соображений он своей властью поддерживал нефтяное предприятие Д'Арси в Персии. Лорд Керзон входил в военное правительство и некоторое время занимал даже пост министра иностранных дел. На обеде он говорил собравшимся гостям, что „одной из наиболее поразительных вещей“, которые ему случалось видеть во Франции и Фландрии во время войны, „были длинные колонны грузов“.
ГЛАВА 10. ДВЕРЬ НА БЛИЖНИЙ ВОСТОК ОТКРЫТА: „ТУРЕЦКАЯ НЕФТЯНАЯ КОМПАНИЯ“
Дней через десять после того, как Керзон и Беранже подняли тост за „кровь победы“, французский премьер Жорж Клемансо приехал в Лондон, чтобы нанести визит премьер-министру Великобритании Дэвиду Ллойд Джорджу. Пушки молчали уже в течение трех недель, послевоенные вопросы требовали решения. Вопросы эти диктовались временем, и обойти их было нельзя: как реорганизовать послевоенный мир? Нефть неизбежно становилась частью мировой политики. И она более всего занимала умы Клемансо и Ллойд Джорджа, когда они проезжали среди ликующих толп по улицам Лондона. Великобритания хотела распространить свое влияние на Месопотамию – провинцию не существовавшей более Оттоманской империи, часть которой вошла после войны в государство Ирак. Этот район считался чрезвычайно перспективным с точки зрения нефтедобычи. Однако Франция тоже претендовала на одну из частей региона – Мосул, что к северо-западу от Багдада.
„Чего хочет Великобритания?“ – такой вопрос задал Клемансо, когда два джентльмена наконец достигли французского посольства. „Откажется ли Франция от притязаний на Мосул в обмен на признание Великобританией французского контроля над соседней Сирией?“ – спросил в свою очередь Ллойд Джордж. „Да, – ответил Клемансо, – если получит часть добычи нефти в Мосуле“. На том и порешили.
Ни один из премьер-министров не потрудился проинформировать о принятом решении своего министра иностранных дел. Это устное соглашение не было договором по сути – в некотором смысле оно было началом великой послевоенной борьбы за новые источники нефти как на Ближнем Востоке, так и по всему миру. Этой борьбе суждено было не только противопоставить друг другу Францию и Англию, но и втянуть в передел нефтяного мира Америку. Конкуренция за новые нефтеносные земли уже не являлась более битвой между рискующими предпринимателями и агрессивными бизнесменами. Война ясно показала, что горючее стало ключевым элементом любой национальной стратегии. Теперь политики и бюрократы ввязывались в драку, руководствуясь простым соображением, – послевоенный мир для экономического процветания и национальной мощи требует все больших объемов нефти1. Центром этой борьбы предстояло стать Месопотамии. Уже в предвоенное десятилетие Месопотамия была объектом дипломатического и коммерческого соперничества. Оно поощрялось умирающей Оттоманской империей, которая вечно была в долгах и судорожно искала новые источники получения доходов. В предвоенные годы одним из основных „игроков“ была германская группа, возглавляемая „Дойче Банком“. Она стремилась распространить германское влияние на Ближний Восток. Ее оппонентом выступала конкурирующая группа, которую поддерживал Уильям Нокс Д'Арси. Эта группа в конце концов вошла в „Англоперсидскую нефтяную компанию“.
В 1912 году британское правительство с тревогой обнаружило на сцене нового „игрока“. Это была „Турецкая нефтяная компания“. Оказалось, что „Дойче Банк“ уступил свои интересы в концессии этой структуре. „Дойче Банк“ и „Рой-ял Датч/Шелл“ имели по 25-процентному пакету акций новой компании. Наибольшей долей, 50 процентами, владел Турецкий национальный банк, который по иронии судьбы контролировался Великобританией и был в свое время создан в Турции для поддержки британских экономических и политических интересов. Существовал и еще один „игрок“ – человек, несомненно, достойный восхищения, – „Талейран нефтяной дипломатии“. В то время остальные участники игры относились к нему пренебрежительно. Это был армянский миллионер Калуст Гульбенкян. И именно ему удалось определить направление всей деятельности „Турецкой нефтяной компании“. Как оказалось, он владел 30 процентами акций Турецкого национального банка, что давало ему 15-процентную долю в „Турецкой нефтяной компании“.
Калуст Гульбенкян был сыном богатого армянского нефтепромышленника и банкира, сколотившего состояние на импорте керосина из России в Оттоманскую империю. В награду за эту деятельность султан назначил его управляющим порта на Черном море. Фактически семья жила в Константинополе, там Калуст и совершил свою первую финансовую сделку: в возрасте семи лет ему дали турецкую серебряную монету, мальчик отнес ее на базар – не для того, чтобы купить тянучку, как можно было бы ожидать, а чтобы обменять на старинную монетку. Позднее он собрал одну из крупнейших в мире коллекций золотых монет и с особенным удовольствием приобрел великолепное собрание греческих золотых монет Дж. П. Моргана.
В школе его не любили. Вообще, в его жизни не было особой любви между ним и остальной частью человечества. Юный Калуст часто приходил после школы на базар, наблюдал за торговлей, иногда сам совершал небольшие сделки, постигая восточное искусство ведения дел.
Его послали в школу второй ступени в Марсель. Там он должен был совершенствоваться во французском языке. Затем он изучал горное дело в Королевском колледже в Лондоне и там написал тезисы новой технологии нефтяной промышленности. Он закончил учебу в 1887 году в возрасте 19 лет со степенью инженера первого класса. Профессор Королевского колледжа предложил талантливому молодому армянскому студенту поехать во Францию и завершить там курс физики, но отец отверг идею, сочтя ее „академической чушью“. Вместо этого он послал Калуста в Баку. Там молодой человек „заболел“ нефтяной индустрией, с которой столкнулся впервые. Однажды его окатило нефтяным фонтаном, что он нашел даже приятным, – нефть была „отличная и густая“. Однако, покинув Баку, он никогда больше не посещал „страну нефти“.
В 1889 году Гульбенкян опубликовал в ведущем французском журнале ряд статей о российской нефти, получивших высокую оценку. В 1891 году он объединил их в претенциозную книгу. В возрасте 21 года Гульбенкян считался экспертом мирового класса в вопросах нефти.
Примерно в это время два чиновника турецкого султана попросили его исследовать нефтяные ресурсы Месопотамии. Он не поехал туда – по своему обыкновению, – но подготовил компетентный доклад, основанный на материалах, собранных и предоставленных другими людьми. По его мнению, регион обладал огромным нефтяным потенциалом. Его слова убедили официальных турецких лиц.
Так состоялась „помолвка“ Калуста Гульбенкяна с нефтью Месопотамии, и „брак“ этот оказался длиною в жизнь. Месопотамская нефть потребует от Гульбенкяна необычайного самопожертвования в течение более чем шестидесяти лет.
В Константинополе Гульбенкян открыл несколько коммерческих предприятий, в том числе стал заниматься продажей ковров. Ни одно из них не стало вполне успешным. Однако он в совершенстве постиг восточное искусство торговли – ведение дел, интриги, „бакшиш“, сбор информации. Он развил необычайную трудоспособность, проницательность и другие выдающиеся способности. Он всегда старался контролировать ситуацию, когда же это было невозможно, следовал любимой старой арабской пословице: „Не кусай руку противника – поцелуй ее“. В первые годы в Константинополе он взрастил в себе терпение и настойчивость, некоторые считали эти качества его ценнейшим богатством. Он был как скала. „Проще расплющить гранит, чем сдвинуть мистера Гульбенкяна“, – говаривали о нем впоследствии.