Добыча
Шрифт:
— Так скажи мне.
— Снег.
— Да ну. Правда?
— Да. Начал идти минут десять назад. Всего несколько снежинок. Упали мне на лицо, я почувствовала, как они щекочут мне нос. Мы, должно быть, ближе к поверхности, чем нам кажется. Снег обычно проникает не очень глубоко.
— Я ничего не видел.
— Думаю, это я не пропустила его вниз.
— Да, твоя бегемотья задница — то еще препятствие.
— Ха-ха, как смешно.
— Нет, правда. Снизу она кажется такой большой, что вызывает полное и окончательное затмение.
Она молчит.
— Была бы она чуть больше, до нас бы и воздух не доходил, — продолжаю я.
Наконец Сисси не выдерживает.
— Прекрати, — смеется она.
— Да что такого. Твоя задница снизу такая большая, что кажется отдельным человеком.
— Ты смотришь на Джейкоба. Ну прекрати, — тихо хихикает она.
Мы замолкаем, но это приятная тишина. Бен и Эпаф похрапывают в унисон. Дыхание Джейкоба щекочет мне плечо.
— Эй, — через несколько минут шепчет Сисси.
— Да?
— Кажется, нам опять дали свет.
— Уже утро?
— Нет, свет серебристый. Должно быть, луна.
Несколько минут она молчит. Я смотрю наверх, но вижу только темноту.
— Вот теперь его действительно много, — произносит она.
— Снега или света?
— И того, и другого. Погоди. — Веревка слегка колеблется, когда Сисси меняет положение. — Отлично, теперь посмотри вверх и скажи, что ты видишь.
Я вижу очертания ее ног, упирающихся в стену на фоне слабого серебристого свечения, которое просачивается вниз. Через этот маленький проход падают и снежинки. Одна из них приземляется мне на щеку. Я поднимаю руку и чувствую капельку воды. Идут минуты, ко мне падают еще снежинки, медленно кружась, серебристые, как частички луны. С моих плеч словно гора падает. Мир становится больше, медленнее, чище, яснее.
— Слушай, можно кое-что спросить? — спрашивает Сисси. Голос у нее ласковый, как лунный свет.
— Давай.
— Когда на нас напали у реки, один из охотников сказал что-то о девушке…
Я молчу.
— Извини, — говорит она. — Я не хотела лезть не в свое дело.
— Нет, все в порядке. Я просто пытаюсь подобрать слова.
— Мне не надо было, это твое…
— Ее звали Пепельный Июнь. Как и я, она жила в столице, притворившись одной из них, — слова слетают с языка быстро, я слишком долго их сдерживал. — Мы были знакомы много лет, не зная, что так похожи. Узнали только несколько дней назад, когда оказались в Институте. Когда нас раскрыли, она пожертвовала собой, чтобы меня спасти.
— Мне так жаль, Джин. Я не знаю, что сказать.
— Я не хотел ее оставлять. Я пытался за ней вернуться. Но у меня не было выбора. Я ничего не мог сделать. Их было слишком много. Возвращаться было бы самоубийством…
— Это правда, — тихо говорит Сисси. — Ты ничего не мог сделать. Я же тоже была там, Джин, я видела эти толпы, гнавшиеся за нами. Ты сделал единственное, что мог, — убежал.
Джейкоб громко стонет мне в ухо. Я понимаю, что слишком сильно его стиснул, и ослабляю захват.
Спустя несколько очень долгих секунд Сисси мягко произносит:
— Ты ничего не мог сделать, Джин.
— Я знаю.
— Мне правда очень жаль.
После этого мы долго молчим. Веревка поскрипывает и затихает.
— Сисси.
— Да?
— Я хочу тебе кое-что сказать, хорошо?
Пауза.
— О чем? — спрашивает она.
— Об Ученом.
— Продолжай.
— Я кое-что от вас скрыл.
— Кажется, я знаю, что это, — говорит она после небольшой паузы.
— Нет, не думаю. Только не это.
— Он твой отец, правда?
У меня отпадает челюсть и летит до самого дна колодца.
— Откуда ты… что?
— Тссс, остальных разбудишь.
— Он тебе обо мне рассказывал?
— Нет, никогда.
— Тогда откуда ты…
— Я видела, как ты двигаешься. Почти так же, как он. Как ты сидишь на земле, вытянув одну ногу, согнув другую и поставив подбородок на колено. Потом у тебя глаза той же формы и того же цвета. Ты думаешь с таким же выражением лица. Ты даже говоришь так же.
— Остальные что-то заподозрили?
— Ха. Они поняли сразу, как мы тебя увидели.
— Не может быть.
Она усмехается.
— Мы, конечно, жили в изоляции, но это не значит, что мы не видим очевидного. — Она опять двигается, и веревка колышется. — Думаешь… он там, наверху?
— На небе?
— Нет там, в конце тоннеля, куда бы он ни вел.
— Хорошо бы. Для меня нет ничего важнее, чем найти его… — я умолкаю, пораженный собственными словами. Но это правда. С того самого момента, как я увидел свое имя на том камне, я почти ни о чем другом не могу думать. — Я дойду до самого края земли, чтобы найти его, Сисси.
Она молчит, будто ждет, что я продолжу.
— Можешь кое-что мне рассказать? — спрашивает она.
— О чем?
— Как это было? Как вы жили? — неуверенно спрашивает она. — У тебя были братья или сестры? Твоя мать была жива? Вы были счастливой семьей? Расскажи, как вы жили среди этих чудовищ.
Минуту я молчу.
— Сестра и мать умерли, когда я был маленьким. Однажды утром они ушли вместе с отцом, а вернулся он один. Их съели. Об этом говорили и годы спустя. О том, как на закате тут прямо посреди города чудом возникла девочка-гепер с матерью. Рассказывали, что девочку сбил экипаж и ей переломало ноги, а мать по глупости осталась рядом. Когда толпа набросилась на них, мать накрыла девочку своим телом. Все было кончено за несколько секунд.
Веревка скрипит.
— Мне так жаль, Джин. Не будем больше об этом говорить.
Мне кажется, что разговор закончен, но неожиданно для себя я заговариваю снова. Сначала сбивчиво и неуверенно, слово, два слова, предложение. Потом словно что-то переключается, слова разгоняются, мысли и воспоминания льются потоком. Мне уже не кажется, что я выталкиваю слова из себя, они выходят сами, это как исповедь, катарсис. Когда я заканчиваю говорить, Сисси молчит. Я боюсь, что она заснула, но слышу ее шепот: