Добыча
Шрифт:
Верье, возможно, был на пенсии, но каждый демон, находящийся под его юрисдикцией, должен был отдать ему такую же дань уважения на Земле, какую они заплатили бы князьям Ада внизу, — и это было свидетельством того, насколько сильно Верье любил мать Аларика и самого Аларика, соответственно, что он передал свою маленькую черную карточку в тот момент, когда Аларик попросил об этом.
Между тем, сказать, что Верье был менее чем впечатлен Северусом, когда он вальсировал в своем кабинете в «Инферно», выпрашивая имена ангелов, было бы величайшим преуменьшением в мире. Хотя бывший принц предоставил их, он сделал это с уверенностью, что это будет последний раз, когда он услышит об этой ангельской чепухе.
А потом Мойра швырнула Дириэля через его бар, повредив при этом столы, стулья и стеклянную посуду. В то время как Верье отказался напрямую вмешиваться в последствия той ночи, он позволил Мойре остаться в секретном здании своего сына, и теперь у Аларика был пустой чек, чтобы сделать ставку на нее сегодня вечером. Возможно, он и убрал руки от дел ангелов, но Верье все равно сделал бы все для своего самого любимого сына.
Северус знал, что это была слабость, которой он слишком часто пользовался на прошлой неделе, но у него не было другого выбора. На карту была поставлена жизнь Мойры. Ни один из демонов, разыскивающих ее, не убил бы ее — просто радостно мучил бы ее до тех пор, пока ее жизнь не вытечет из нее, как бы долго это ни было. Продолжительность жизни гибридов варьировалась в зависимости от того, с кем был смешан человек, и ни у кого не было большого опыта общения с ангелами. В этот момент даже Северус просто придумывал это по ходу дела.
— Как долго вас, парни, не будет? — спросила Мойра, когда он пересек комнату и взял обувь из шкафа для одежды.
— Очевидно, что… — Аларик сжал губы, слово «аукцион», вероятно, вертелось у него на кончике языка. Северус бросил на него взгляд, когда сел на ступеньки и сунул ногу в один из своих отполированных оксфордов с крыльями.
— Думаю, мы должны вернуться к одиннадцати, — сказал он Мойре, завязывая тонкие шнурки. — Я пришлю тебе сообщение, если мы задержимся.
— А потом мы сможем начать наш вечер кино, — добавил Аларик, энтузиазм в его голосе не смог вызвать у Мойры больше, чем полуулыбку. — Верно? Верно? Я не могу поверить, что вы никогда не видели ни одного фильма об Индиане Джонсе. Харрисон Форд — легенда.
— Так мне сказали, — решительно сказала она, затем улыбнулась более искренне, когда поймала взгляд Северуса. — Прихватишь что-нибудь перекусить на обратном пути?
— Конечно. Напиши мне свои предпочтения.
— Повеселись сегодня вечером, — крикнула она, когда они направились к входной двери, — чем бы ты там ни занимался.
— Поверь мне, — сказал ей Северус, крепко сжимая ручку и хмурясь при мысли о том, что должно было произойти, — мы, безусловно, этого делать не будем.
***
Мойра подождала, пока не щелкнет последний замок и яркая машина Аларика не отъедет от тротуара, прежде чем она приступила к действиям. Ножки стула заскрежетали по твердой древесине, когда она оттолкнулась и поспешила на кухню, понизив температуру духовки и быстро проверив вырезку, чтобы убедиться, что она не подгорит. Свинину готовили целую вечность, верно? При такой низкой температуре она могла добраться до кампуса и обратно до того, как это будет сделано — и задолго до того, как ее демонические охранники вернутся с того, что они там не делали сегодня вечером.
Прикусив нижнюю губу, она вернулась к обеденному столу, который последние несколько дней был ее центром для оценивания эссе, затем собрала все исправленные эссе — которые пришли сегодня в полночь от ее студентов — и сложила их в аккуратную стопку. Сердце бешено колотилось, она посмотрела на дверь, наполовину ожидая, что Северус неожиданно вернется. Все, что она получила вместо этого, — это очень тихое вечернее движение проезжающей машины мимо переднего окна. Тем не менее, она подождала еще мгновение, ее ладони стали липкими, прежде чем схватить телефон и заказать такси по адресу жилого комплекса по соседству.
Рассчитав время прибытия на пять минут, она собрала свою сумку через плечо — оцененные эссе, бумажник, телефон — и поспешила наверх. Ее легкие горели к тому времени, как она добралась до третьего этажа, все еще не привыкшая подниматься по тонким, узким лестничным клеткам сегодня, чем неделю назад. Со стороны Северуса и Аларика было очень предусмотрительно предоставить ей целый этаж, пока она застряла здесь, даже если она проводила каждую ночь в постели Северуса, а не в мягкой большой кровати, которую они доставили для нее в ее первый день.
На самом деле, когда она переоделась из своей домашней одежды во что-то более подходящее для кампуса, Мойре пришлось признать, что ее новые соседи по комнате были очень любезны — несмотря на ее капризность — с самого начала. Конечно, ночь инцидента была напряженной. Аларик извинился за то, что сказал на следующее утро, сославшись на стресс как на причину, по которой он обвинил ее во всех их проблемах, и Мойра простила его, не колеблясь ни секунды.
На следующей неделе Аларик превратился в желанного союзника, всегда готового поиграть с ней в видеоигры, посмотреть фильмы или шоу и выпить в ранние утренние часы дорогого ликера из бара своего отца, когда Мойре хотелось напиться. Она еще, конечно, не преуспела в этом, но Аларику было забавно попробовать.
Даже Северус, несмотря на все свои телефонные кражи и нотации, приложил усилия, чтобы ей было удобно. Он не извинился за свое поведение той ночью — за то, что убежал и оставил ее рыдать в своей постели, — но его действия наводили на мысль об этом. Днем он виделся со своими клиентами-людьми, набираясь сил для ночей, которые он проводил в демоническом баре Фэрроуз-Холлоу, предположительно пытаясь опровергнуть любые слухи, ходившие о ней.
Он даже столкнулся с гневом Эллы, как лично, так и по телефону, когда пришел к ним домой и собрал для нее кое-что из вещей Мойры. Инкуб позаботился обо всех ее приемах пищи, и он ни разу не попытался снять напряжение, как бы Мойре этого ни хотелось. В общем, он был идеальным джентльменом, что делало то, что она собиралась предпринять, в десять раз сложнее.
Когда Мойра надела свою черную шерстяную шапочку, тщательно спрятав под нее все намеки на свои слишком белые волосы, она снова заколебалась. Северус был великолепен, даже несмотря на ее угрюмые надутые губы и разочарованные взгляды. Мойра ясно дала понять, что не хочет оставаться здесь, запертая, как заключенная, но она понимала логику, стоящую за этим. К сожалению, понимание не переросло в принятие, и ее настроение то поднималось, то опускалось — в основном, опускалось — всю неделю. Аларик предположил, что она, возможно, наконец-то осознает, действительно осознает все, что произошло с ней с тех пор, как она встретила Северуса, все новые тяжелые истины, которые ей пришлось проглотить. Это имело смысл, и она знала, что ей не следовало вымещать свои эмоции на Северусе, но он оказался легкой, добровольной мишенью.