Добывайки на реке
Шрифт:
Хомили кивнула; она старалась не дышать.
Поверх плеча матери Арриэтте был виден колодец водостока; сверху что-то спускалось. Это был их багаж, обернутый в брезент и надежно привязанный к шляпной булавке. С легким плеском он упал на дно и закачался на жиже. Чуть погодя следом за тюками плюхнулся вниз сам Под. За ним Спиллер. Несколько секунд — и они погрузились по колено в мыльную слизь.
Спиллер снял медный прут с камня и поставил его в незаметное местечко в шахте колодца. Прежде чем спуститься, они с Подом, должно быть, переложили поудобней решетку: когда Спиллер ловко дернул веревку,
— О боже, — вздохнула она, когда звук замер вдали; она внезапно почувствовала себя в заточении.
— Ну, — бодро приговорил Под, подходя к ним сзади, и положил руку на край мыльницы. — В путь!
Глава двенадцатая
Чтобы было удобнее вести мыльницу на буксире, Спиллер смотал почти всю веревку, оставив лишь короткий кусок. Хотя выражение «вести на буксире» не совсем точно передает то, что он делал. Водосток шел под уклон, и Спиллер, скорее, служил якорем и использовал веревку, чтобы тормозить их движение.
— Двинулись, — сказал Под и слегка подтолкнул мыльницу.
Придерживаемые Спиллером, они заскользили вперед по студенистой массе. Дрожащий свет свечей танцевал на сводчатом потолке и сочащихся влагой стенах. Студень, по которому они двигались был такой густой и мыльный, что казалось — Под не тащит за собой узлы, а лишь управляет их движением. Порой даже казалось, что они тащат его вперед.
— Эй, вы там! — кричал он тогда. — Тпру!
Он был в прекрасном настроении… с того самого момента, заметила Арриэтта, как спустился в водосток. У нее тоже было легко на душе: она двигалась навстречу рассвету с двумя самыми дорогими для нее существами и Спиллером в придачу. Водосток не пугал Арриэтту, он вел на свободу, прочь от пыли и тусклого света свечей; ее ждала впереди жизнь, где ночью с неба будет светить луна, а днем — солнце.
Только она обернулась, чтобы посмотреть вперед, как слева от нее показалось большое круглое отверстие, и струя промозглого воздуха чуть не загасила пламя свечи. Арриэтта быстро заслонила ее ладошкой, Ходили — тоже.
— Здесь проходит труба от раковины, — сказал Спиллер, — и от котла из прачечной.
Им попалось по пути еще не одно отверстие — другие трубы, которые уходили в темноту и поднимались наверх. Там, где они присоединялись к главному водостоку, высились груды самых разнообразных предметов, через которые им приходилось перетаскивать мыльницу. В таких случаях Хомили и Арриэтта выходили из лодки, чтобы ее легче было тянуть. Спиллер знал все эти трубы по названиям домов, от которых они шли, знал, где именно находится каждый дом. Только теперь Арриэтта поняла, насколько широко было поле его деятельности.
— Правда, не во все дома можно попасть, объяснил ей Спиллер. — Я не против, когда у трубы двойной поворот, но при такой трубе в дырке для стока обычно бывает медная решетка или что-нибудь в этом роде.
Один раз он сказал, кивнув на вход в круглую пещеру:
— Холмкрофт, там, наверху… ничего, кроме воды от ванны последнее время.
И действительно, эта труба из блестящего фаянса кремового цвета — Арриэтта заглянула в нее, проплывая мимо, — была гораздо чище всех прочих; после того как они ее миновали, запах спитого чая в воздухе стал куда слабее.
Время от времени они натыкались на торчащие веточки ясеня или остролиста — лодка с трудом их обходила. Арриэтта заметила, что они находятся почти на равных расстояниях друг, от друга.
— Хоть убей, не могу понять, как эти штуки попали в трубу, — раздраженно проговорила Хомили, когда им чуть ли не в пятый раз пришлось, держа в руках свечки, вылезти из мыльницы и стоять по лодыжки в нанесенном сюда мусоре, дожидаясь, пока Под со Спиллером повернут ее в сторону, чтобы провести осторожно мимо ветки.
— Я сам их сюда заколотил, — сказал Спиллер, держа лодку, чтобы им было удобней в нее залезть.
В этом месте водосток стал круче спускаться вниз. Когда Хомили села напротив Арриэтты, мыльница вдруг рванулась вперед, увлекая за собой Спиллера, но хотя он скользил и чуть не падал, ему каким-то чудом удавалось держаться на ногах. Внезапно они уткнулись в завал возле одного из деревьев, поставленных Спиллером на дне трубы, и Арриэтта от неожиданности уронила свечу за борт.
— Так вот они для чего! — воскликнула Хомили, прикрывая чуть не погасшую свечу рукой, чтобы та разгорелась и Арриэтта могла зажечь от нее свою.
Но Спиллер ответил не сразу. Он протолкнул лодку мимо преграды и остановился, чтобы подождать Пода; лишь тогда он сказал:
— Может, и так.
У догнавшего их наконец Пода был усталый вид. Он запыхался и скинул куртку — она болталась у него на плечах.
— Последний кусок пути всегда самый длинный, — сказал он.
— Может, хочешь поехать в мыльнице? — спросила Хомили. — Я выйду, а ты садись.
— Нет, мне лучше идти пешком, — сказал Под.
— Тогда дай мне куртку, — сказала Хомили.
Она сложила все аккуратно у себя на коленях и легонько погладила, словно куртка (подумала Арриэтта, глядя на мать) устала, как Под.
И они снова пустились в путь по бесконечному однообразному коридору между уходящими вдаль круглыми стенами трубы. Вскоре Арриэтта задремала: голова ее упала на колени, и она прижалась к яйцу. В последний миг перед тем, как погрузиться в сон, она почувствовала, что Хомили вынимает свечу из ее разжавшихся пальцев и укрывает ее отцовской курткой.
Когда Арриэтта проснулась, вокруг было все то же: тени и блики, играющие на мокром потолке, узкое бледное лицо идущего рядом Спиллера, неуклюжая, еле видная фигура позади — отец.
Заметив недоумение в ее глазах, Хомили улыбнулась:
— Забыла, где ты? — спросила она.
Арриэтта кивнула. Мать держала по свече в каждой руке; они почти догорели.
— Верно, скоро утро? — спросила Арриэтта. Она еще не совсем проснулась.
— Вполне возможно… — сказала Хомили.
Стены скользили мимо, ничто не нарушало их однообразия, кроме возникающих через равные промежутки утолщений там, где одно колено трубы соединялось с другим. Когда они разговаривали, их голоса гулко разносились по туннелю.