Добывайки на реке
Шрифт:
С сожалением кладя ножницы обратно, он заметил, что все щели, стыки и пазы были чем-то зашпаклеваны.
— Где ты наткнулся на этот ящик, вот ты мне что скажи.
— Он лежал на дне, там, вверх по течению. Был полон ила, когда я его заметил. Пришлось попотеть, пока я его поднял. Неподалеку от выгона, где останавливаются цыгане, вот где он был. Скорее всего, кто-то слямзил серебро, а ящик бросил в воду.
— Скорее всего, так, — сказал Под. — Значит, ты его заточил? — продолжал он, глядя на лезвие ножниц.
— Верно, — сказал Спиллер и, наклонившись, поднял с полу красное одеяло. — Возьмите, — сказал он, — не то ночью замерзнете.
— А как же ты? — спросил Под.
— Обо мне не беспокойтесь, берите.
— Ой! — воскликнула Хомили. — То самое одеяло, что было у нас в ботинке… — И тут она вдруг покраснела. — Если я не ошибаюсь.
— То самое, — подтвердил Спиллер. — Лучше возьмите его.
— Что ж, спасибо, — сказал Под и перекинул одеяло через плечо.
Он снова посмотрел кругом: он догадался, что гетра служила и для защиты от дождя и солнца, и для маскировки.
— Ты немало тут потрудился, Спиллер. Я хочу сказать… в такой барке и жить можно… хоть в ветер, хоть в дождь.
— Верно, — согласился Спиллер и принялся вытаскивать из-под гетры вязальную спицу; первой показалась шишечка на тупом конце.
— Не хочу вас торопить, — сказал он, — но…
Хомили обомлела.
— Как, ты отправляешься? — запинаясь спросила она.
— Чем скорее он уедет, тем скорее вернется, — сказал Под. — Пошли, Хомили. Все на берег!
— Но когда же он вернется?
— Как ты думаешь, Спиллер? Приблизительно хотя бы, — спросил Под. — Сколько тебе надо? Два дня? Три? Четыре? Неделю?
— Может быть, меньше, может быть, больше, — сказал Спиллер, — зависит от погоды. Ночи четыре, если будет луна.
— А вдруг мы все будем тогда спать? — спросила Хомили.
— Какое это имеет значение, Хомили? Спиллер к нам постучит.
Под крепко взял ее под руку.
— А теперь пошли. Все на берег… и ты тоже, Арриэтта.
В то время как Под помогал Хомили спускаться в воду, Арриэтта прыгнула с борта на берег; она заметила, что сырой песок был испещрен чьими-то крошечными следами.
Взяв друг друга под руки, они отступили на несколько шагов, чтобы посмотреть, как будет отчаливать Спиллер. Он поднял якорь, и, держа в руке весло, вывел барку кормой вперед из-под ветвей куманики. Выскользнув на открытое место, она вдруг стала невидимой, слилась с ландшафтом: ее можно было принять за колечко коры или кусок дерева.
Лишь тогда, когда Спиллер отложил весло и начал отталкиваться от дна спицей, только тогда они смогли его разглядеть. Добывайки следили из-за ветвей куманики, как медленно, старательно налегая всем телом на шест, он ведет свой корабль вверх по течению. Когда Спиллер поравнялся с ними, они выбежали из-под кустов, чтобы им было лучше видно. Держа туфли в руках, они пересекли полоску песка, где стоял чайник, и, чтобы не отстать от Спиллера, зашли за поворот и вышли на отмель у водостока. Здесь, в самом ее конце, у древесного корня, уходящего глубоко в воду, они помахали ему на прощанье.
— Ах, лучше бы он не уплывал, — сказала Хомили, в то время как они брели по песку обратно ко входу в трубу, где сушилась на солнце их одежда.
Когда они подошли поближе, с верхушки яйца поднялось переливчатое облако, похожее на стаю птиц.
— Навозные мухи! — закричала Хомили, устремляясь им навстречу, но тут же, успокоившись, замедлила шаг: она увидела, что это чистые, словно отполированные, речные мушки в синюю с золотом полоску. Яйцо с виду казалось нетронутым, но Хомили обдула его со всех сторон и обмахнула своим передником.
— Кто знает… — объяснила она.
Под, ворошивший всякую всячину, вынесенную водой из трубы, вытащил из кучи круглую пробку, и Хомили села.
— Да, так мы и сделаем, — пробормотал Под.
— Как — так? — спросила лениво Арриэтта.
Из ямки, где лежала пробка, выбежал жук, и, наклонившись к нему, Арриэтта ухватила его за панцирь. Ей нравились жуки, их блестящая, четко очерченная броня, их механические сочленения. И ей нравилось поддразнивать их: ничего не стоило удержать их за жесткий край надкрылья, в то время как они норовили удрать.
— Когда-нибудь они тебя укусят… — пригрозила ей Хомили, складывая одежду; даже высохнув, она все еще чуть-чуть пахла сандалом. — Или ужалят, или ущипнут, или что там они делают — и поделом.
Арриэтта выпустила жука.
— Да они на самом деле не сердятся, — сказала она, глядя, как покрытые шипами ноги поспешно бегут вверх по склону, а из-под них сыпятся песчинки.
— Вы только взгляните! Шпилька! — воскликнул Под.
Это была та самая шпилька, которую Арриэтта нашла в трубе, сверкающая после мытья.
— Знаете, что мы сделаем? — продолжал он. — То есть, пока мы здесь?
— Что? — спросила Хомили.
— Станем приходить сюда каждое утро и смотреть, что вынесла из трубы вода.
— Вряд ли мы тут что-нибудь найдем, — сказала Хомили, кончая складывать белье.
— А как насчет золотого кольца? Не одно золотое кольцо — во всяком случае, так говорят — потерялось, упав в водосток… Да и от английской булавки ты тоже не откажешься.
— Лучше уж булавка, чем кольцо, — сказала Хомили, — при нашем-то образе жизни.
Они отнесли узлы за излучину и сложили у чайника. Хомили забралась на гладкий камень у входа и заглянула через, дыру внутрь. Сверху, через приоткрытую крышку, лился холодный свет, пахло ржавчиной и было очень неуютно.
— Что нам нужно успеть до захода солнца, — сказал Под, это раздобыть хорошей, сухой травы, чтобы постелить здесь на дно. Одеяло у нас есть…
Он посмотрел по сторонам — как бы им забраться на склон? — и увидел неподалеку идеальное место, словно созданное для добываек: с кромки крутого берега позади них свисал пучок спутанных корней. В былые времена, выйдя из берегов, река вымыла между ними землю, и теперь они спускались вниз кистями и гроздьями, пружинистые, но надежные. Под и Арриэтта ловко вскарабкались по ним наверх; там были кольца для рук, там были упоры для ног, там были качели, лестницы, канаты… — настоящий гимнастический зал для добываек, и Арриэтта была разочарована, когда они — слишком скоро — добрались до верхнего края.