Добывайки в поле
Шрифт:
— Что мне ей сказать? — спросил Спиллер. Затем, откашлявшись, все же попытался: — А у меня есть сверчок, — проговорил он.
Хомили завизжала. В один момент серовато-коричневые пятна слились воедино и она увидела лицо, глаза, руки… она бы меньше поразилась, если бы заговорила трава.
— Что это? — судорожно глотнув воздух, проговорила она. — Батюшки-светы, что там у тебя такое?
— Это сверчок, — сказал Спиллер, но Хомили спрашивала вовсе не о нем.
— Это Спиллер, — повторила Арриэтта громче и шепнула в сторону: — Оставь здесь мышь и пойдем наверх…
Спиллер не только положил на землю полевку, но и лук (видно, в глубине его памяти всплыло смутное воспоминание о том, как следует себя вести) и поднялся по насыпи без оружия.
Когда он появился на песчаной площадке перед ботинком, Хомили во все глаза уставилась на него. Она даже наклонилась вперед, точно хотела преградить ему путь.
— Добрый день, — холодно сказала она, словно стоя на пороге настоящего дома.
Спиллер уронил сверчка на землю и подвинул его ногой по направлению к ней.
— Нате, — сказал он.
Хомили снова завизжала, очень громко и сердито, а сверчок кинулся мимо нее в темный угол позади ботинка.
— Это подарок, мама, — негодующе объяснила Арриэтта. — Это сверчок, он поет…
Но Хомили ничего не желала слышать.
— Как ты посмел? Как ты только посмел? Гадкий, грязный, неумытый мальчишка! — Она чуть не плакала. — Как ты посмел это сделать? Сейчас же убирайся из моего дома! Твое счастье, — продолжала она, — что моего мужа сейчас здесь нет и брата Хендрири тоже…
— Дяди Хендрири… — удивленно начала Арриэтта, но Хомили бросила на нее такой взгляд, что если бы взглядом можно было убить, она упала бы замертво.
— Забирай своего жука, — продолжала Хомили, — и убирайся! И чтобы я тебя здесь больше не видела!
И так как Спиллер все еще нерешительно топтался на месте, сердито крикнула:
— Ты слышал, что я сказала?
Спиллер кинул быстрый взгляд на ботинок, второй — жалобный — на Арриэтту.
— Ты лучше оставь его себе, — пробормотал он и нырнул вниз.
— Ах, мама! — с упреком воскликнула Арриэтта.
Она поглядела на приготовленный матерью «чай», но даже то, что мать налила в ягоды шиповника мед, выцеженный из клевера, не утешило ее.
— Бедный Спиллер! Ты так грубо с ним обошлась.
— А кто он такой? Что ему тут надо? Где ты его нашла? Врывается в дом к почтенным людям, раскидывает тут своих жуков! Не удивлюсь, если в один прекрасный день мы все трое проснемся с перерезанным горлом! Ты видела, какой он грязнущий? Он не мылся с рожденья! Кто знает, может, он напустил нам блох!
И, схватив метлу из чертополоха, Хомили принялась яростно подметать то место, где поставил ногу нежеланный гость.
— В жизни со мной ничего подобного не приключалось! Никогда в жизни, сколько я себя помню. Вот такой именно мальчишка, — завершила она свою негодующую речь, — и способен украсть шляпную булавку.
В глубине души Арриэтта тоже так полагала, но придержала язык, тем более, что он у нее был занят — она слизывала мед с треснувшей ягоды. Она подумала, смакуя теплый от солнца мед, что охотник Спиллер найдет шляпной булавке куда лучшее применение, чем ее мать или отец. Но вот зачем ему понадобилась половинка ножниц?
— Ты уже пила чай? — спросила она мать через минуту.
— Я съела несколько зерен пшеницы, — сказала Хомили страдальческим тоном. — Мне надо проветрить постели.
Арриэтта улыбнулась, глядя на залитое солнцем поле: «постелями» был один-единственный кусок носка. Бедная Хомили! При теперешнем их домашнем хозяйстве ей почти не на что было потратить энергию. Ну что же, встреча со Спиллером пошла ей на пользу — глаза ее заблестели, щеки раскраснелись. Арриэтта лениво следила глазами за какой-то птицей, пробиравшейся в траве… Нет, птица не могла двигаться так ровно.
— Папа идет, — сказала она немного погодя.
Она сбежала вниз, к нему навстречу.
— Ну! — нетерпеливо вскричала Хомили, но, подойдя поближе, увидела по лицу Пода, что вести у него плохие. — Так ты не нашел барсучью нору? — разочарованно произнесла она.
— Нашел, — сказал Под.
— Так в чем дело? Почему у тебя такой пришибленный вид? Ты не застал их дома? Они что — ушли оттуда?
— Хорошо, если ушли. А если их съели? — Под горестно поглядел на нее.
— Что ты хочешь сказать, Под? — заикаясь произнесла Хомили.
— Там полным-полно лисиц, — с ударением на каждом слове произнес он, глаза его все еще были круглыми от изумления.
— Ну и вонь там… — добавил он немного погодя.
Глава одиннадцатая
«Не было бы счастья, да несчастье помогло».
В тот вечер Хомили разошлась вовсю. И ничего удивительного — что их ждало впереди? Жить до конца дней, подобно Робинзону Крузо? Сырая пища летом тоже не радость, а в лютые зимние холода, утверждала Хомили, они просто умрут. Хотя у них и так нет ни малейшего шанса выжить, если они не сумеют как-нибудь отапливать свой дом. Куска восковой свечи надолго не хватит. Да и спичек. А если они разожгут костер, он должен быть огромным, не то он тут же потухнет, и дым будет виден за много миль.
— Нет, — мрачно закончила она, — наша песенка спета, тут двух мнений быть не может. — Под и Арриэтта сами это увидят, когда наступят морозы.
Возможно, ее вывел из равновесия вид Спиллера. Неотесанный, грязный, нечесаный, невоспитанный (каким он ей показался), он подтвердил ее наихудшие опасения. В нем было все, чего она больше всего не любила и боялась, — он «опустился». То же самое (как она часто предупреждала их дома) грозит всем добывайкам, если они за свои грехи будут вынуждены жить под открытым небом.