Добывайки в поле
Шрифт:
Чувствуя себя после купания бодрой и свежей, Арриэтта отправилась к перелазу за конскими волосами, а Хомили осталась в нише и стала готовить второй завтрак (Хотя, что тут готовить, — с раздражением подумала Хомили, выкладывая на стол несколько ягод шиповника и боярышника, немного водяного кресса и ядрышки двух орехов, расколотых молотком).
Волосы зацепились за куст куманики примерно на полпути от земли до верхушки; но Арриэтта, освеженная купанием, была только рада возможности полазать. Спускаясь вниз и нащупывая ногой опору, она коснулась голой подошвой не прохладной коры, а чего-то теплого и мягкого. Арриэтта вскрикнула и повисла, крепко сжимая волосы
— Испугалась? — со смехом сказал незнакомец.
Тяжело дыша, Арриэтта уставилась на него.
Смуглое лицо, черные глаза, всклокоченные черные волосы. Одет он был, как догадалась Арриэтта, в потрепанную кротовую шкуру мехом внутрь. Он был такой замусоленный и грязный, что сливался не только с сухими листьями, на которые они упали, но и с черными ветвями.
— Ты кто? — спросила Арриэтта.
— Спиллер, — весело сказал он, откидываясь назад и опираясь на локти.
— Фу, какой ты грязнуля, — помолчав, с отвращением заметила Арриэтта; она все еще не могла отдышаться и была очень сердита.
— Может быть, — сказал он.
— Где ты живешь?
В его темных глазах мелькнула лукавая искорка.
— Здесь и там, — сказал он, пристально глядя на нее.
— Сколько тебе лет?
— Не знаю, — сказал он.
— Ты мальчик или взрослый?
— Не знаю, — сказал он.
— Ты что, никогда не моешься?
— Нет, — сказал он.
— Ну, — после неловкой паузы сказала Арриэтта, обмотав прядь жестких лошадиных волос вокруг пояса, — я пошла.
— В эту нору в насыпи? — спросил Спиллер и в его голосе прозвучала чуть заметная насмешка.
У Арриэтты сделался растерянный вид.
— Откуда ты знаешь? — спросила она.
Она заметила, что когда Спиллер улыбается, кончики его губ поднимаются прямо вверх, так что рот похож на букву V; никогда в жизни она не видела такой плутовской улыбки.
— Ты что, никогда раньше не встречала ночную бабочку? — спросил он.
— Значит, ты подсматривал за нами ночью? — воскликнула Арриэтта.
— А разве в эту нору вход воспрещен? — спросил он.
— Пожалуй. Это наш дом.
Но Спиллер вдруг потерял интерес к разговору и, отвернувшись от нее, устремил блестящий взгляд куда-то вдаль. Арриэтта открыла было рот, но он предостерегающе махнул рукой, по-прежнему не сводя глаз с поля. Она с любопытством смотрела, как он осторожно поднялся на ноги, одним прыжком взлетел на ветку над головой, взял что-то и снова спустился на землю. В одной руке у него был тугой темный лук с тетивой из кишок какого-то животного, почти такой величины, как сам Спиллер, в другой он держал стрелу.
Пристально вглядываясь в высокую траву, он положил стрелу на тетиву. Раздался резкий звенящий звук, и стрела исчезла. Издалека донесся тихий писк.
— Ты кого-то убил! — горестно
— Это я и хотел сделать, — ответил он и спрыгнул с насыпи в поле. Подошел к месту, где трава росла густым пучком, и скоро вернулся с мертвой мышью-полевкой.
— Есть-то надо, — добавил он.
Арриэтта была потрясена. Почему — она и сама не могла понять. Дома, под кухней, они всегда ели мясо, правда, они добывали его наверху, у человеков; она видела его сырым, но никогда не видела, как убивают животных.
— Мы — вегетарианцы, — поджав губы, сказала она.
Спиллер не обратил на это никакого внимания. Для него это слово не имело смысла, как и многие другие. Просто шум, который люди производят ртом.
— Хочешь мяса? — мимоходом спросил он. — Можешь взять ногу.
— Я и пальцем до нее не дотронусь! — негодующе вскричала Арриэтта.
Она поднялась с земли и отряхнула юбку.
— Бедняжка, — сказала она, указывая на полевку. — А ты — противный, — добавила она, указывая на Спиллера.
— А кто не противный? — заметил Спиллер и снял с ветки колчан.
— Дай посмотреть, — попросила, оборачиваясь, Арриэтта.
Ей вдруг стало любопытно.
Спиллер передал ей колчан. Он был сделан из пальца от перчатки, крепкой перчатки из толстой кожи; стрелы — из сухих сосновых игл с грузилом на одном конце и шипом от терновника на другом.
— Как ты прикрепляешь шип? — спросила она.
— Смолой-дикой — сливы, — пропел Спиллер, слив три слова в одно.
— Смолой дикой сливы? — повторила Арриэтта. — Они отравленные? — спросила она.
— Нет, — сказал Спиллер. — Это нечестно… Попал или промахнулся… Им надо есть… Мне надо есть. И я убиваю их быстрее, чем сова… И не так много.
Для Спиллера это была очень длинная речь. Он перекинул колчан через плечо и отвернулся.
— Я пошел, — сказал он.
— Я тоже, — сказала Арриэтта, скатываясь с насыпи.
Они шли рядом по сухому рву. Арриэтта заметила, что Спиллер все время смотрит по сторонам, блестящие черные глаза не знали ни секунды покоя. Порой, услышав чуть заметный шорох в траве или в кустах, он застывал на месте. Он не напрягался, не настораживался, нет, просто переставал двигаться. И сразу же сливался с тем, что его окружало. Один раз он нырнул в сухой папоротник и вышел оттуда, таща какое-то отчаянно брыкающее насекомое.
— На, — сказал он, и Арриэтта разглядела очень сердитого жука.
— Кто это? — спросила она.
— Сверчок. Они хорошие. Возьми.
— Чтобы съесть? — в ужасе спросила Арриэтта.
— Съесть? Нет. Отнеси домой и держи у себя. Поет — заслушаешься, — добавил он.
Арриэтта заколебалась.
— Ты сам его неси, — сказала она, не связывая себя определенным ответом.
Когда они подошли к пещерке, Арриэтта увидела, что Хомили сидит, привалившись спиной к наружной стороне ботинка, на залитом солнцем песке, и дремлет.
— Мама, — тихонько позвала она снизу.
Хомили тут же проснулась.
— Это Спиллер… — продолжала Арриэтта не совсем уверенно.
— Это… что? — переспросила Хомили без особого интереса. — Ты достала волосы?
Арриэтта кивнула, кинув искоса взгляд на Спиллера и увидела, что он стоит неподвижно и разглядеть его нельзя.
— Это моя мама, — шепнула она. — Скажи ей что-нибудь. Ну же.
Услышав шепот, Хомили прищурилась, чтобы ей не так било в глаза заходящее солнце, и посмотрела вниз.