Дочь Деметры
Шрифт:
– Какой ужас, – пробормотал штурман, насыпая в кофе две ложечки белого свекольного сахара. – Теперь я понял, почему ты хотела покончить с собой.
Кора развеселилась и принялась рассказывать, что, с точки зрения Деметры, еда должна насыщать организм полезными веществами, а не служить источником удовольствий. Питательная смесь со вкусом овсянки в этом плане ничуть не хуже, чем вылепленный из этой смеси бутерброд. А кофе вообще вредит психике.
– Но это неправда, – резюмировала Кора. – На самом деле психике вредит моя мать.
Аид Кронович пробормотал, что питаться одной овсянкой это чересчур даже для него, и предложил
Было так здорово просто сидеть за столом, пить кофе и смотреть на звёзды, мерцающие где-то там, в темноте, за стеклом. Коре захотелось, чтобы этот миг длился вечно – ну, или, хотя бы, до первого дня зимы.
Впрочем, теперь Кора знала, что будет делать до первого дня зимы.
Она будет жить.
Каждый миг.
Глава 2
– Сколько ты тут лежишь, Кора?! – голос Деметры был визгливым и недовольным, и Кора, лениво повернув голову, оторвалась от книги и взглянула на экран наручного компьютера.
– Не ворчи, мам, я давно все сделала, – буркнула она. – Сейчас всего пять часов стандартного времени.
С этими словами Кора снова вытянулась на тёплой трубе оранжерейного отопления и раскрыла книгу в поисках того места, на котором остановилась. К сожалению, Деметра не удовлетворилась ответом – очевидно, она не могла позволить Коре спокойно почитать.
– А что ты читаешь? – спросила она, и девушка молча закрыла книгу и повернула к ней обложкой.
– Достоевский? – поразилась Деметра. – «Преступление и наказание»: Но зачем?.. Зачем тебе…
Кора представила, что Деметра собиралась сказать что-то вроде «ты же не настоящая», и дёрнула уголком рта:
– Не представляю, мам. Увидела эту книгу у одного человека, и мне захотелось узнать, что он в ней нашёл, – Кора не стала пояснять, что у Аида Кроновича были целые шкафы с книгами, бумажными, но не новыми, напечатанными, как эта, на синтезаторе в корабельной библиотеке, а старыми, с твёрдыми обложками.
Тогда, вернувшись от штурмана неделю назад, она первым делом записала в базу данных наручного компьютера названия тех книг, которые смогла вспомнить, и теперь у неё в каюте, прямо на полу, громоздилась целая стопка. За неделю Кора прочитала две книги, и не собиралась останавливаться на достигнутом. Подходил к концу сезон весенней посадки, и у Коры появилось свободное время.
Достоевского она читала со словарём – бестолковые идиоты, напихавшие ей в голову полные знания обо всех животных и растительных организмах, как-то не подумали, что ей придется разбираться с давно исчезнувшими словами прошлого, как филологу. Необходимость то и дело обращаться к словарю мешала Коре полностью погрузиться в книгу, то и дело выдергивала её обратно в оранжерею – впрочем, к середине тома девушка почти не встречала незнакомых слов, и словарь открывала всё реже.
– Нравится? – не отставала Деметра.
– Мне нравится сам процесс, – призналась Кора. – Я словно попадаю в этот город, и в нём все такое серое, холодное и гнетущее, и этот дождь на моём лице, постоянно, а когда лето, он душный, грязный, и в нём воняет, и эти каменные дома, и реки, и мосты, и люди, и мысли, и это паутина, из которой не вырваться. Это тяжело, но я не могу оторваться. Не получается.
Деметра разглядывала её с минуту – странно и неподвижно, и в какой-то момент Коре даже показалось, что мать решила-таки рассказать ей,
– Ну, если ты настаиваешь, – пробормотала Кора, на всякий случай запоминая название книги, чтобы изучить её в свободное время (хотя она в принципе не ожидала ничего хорошего от совета в таком тоне). – А чем плох Достоевский?..
Кора хотела сказать, как ей понравилось, безумно понравилось погружаться в чужое отчаяние, горе, боль, вину и раскаяние (нет, не раскаяние – отрицание раскаяния), пропитывающее страницы, и успокаивать себя тем, что она – не живая, и никогда не сможет испытать ничего подобного, а эти книги все равно вернутся в библиотечный синтезатор, и никто не будет рассматривать те места, где краска расплылась от её слез. И что та книга, которую она прочла первой – «Государь» Н. Макиавелли – не принесла ей и половины такого удовольствия. Было, конечно, довольно-таки познавательно, но там она не смогла погрузиться в чужой, удивительный мир.
Вторая книга представляла собой труд по квантовой физике, и Кора при всем желании не смогла в ней разобраться. Если там и был какой-то сюжет, она до него элементарно не дошла.
– Ты слишком молода, чтобы задавать такие вопросы, – отрезала Деметра. – Слезай, и иди полей… прополи… – она покрутила головой, очевидно, в поисках фронта работ для Коры. – Иди, нарви мяты, того сорта, который сильнее разросся, и отнеси её в медицинский отсек.
Кора сползла с трубы, потянулась и забрала книгу вместе со словарем.
– Хорошо, мама. Просто отнести в медицинский отсек? А кому? – Кора прекрасно видела, что Деметра желает отослать её подальше, однако она не собиралась демонстрировать, что поняла это, чтобы второй раз за неделю не нарваться на лекцию о неподобающем поведении.
Тем более что во время первой лекции она так и не смогла понять, для кого её поведение было неподобающим – для дочки Деметры или же для искусственного создания, выращенного в репликаторе. К счастью, лекция быстро закончилась – когда Кора заявила, что не собирается объяснять, почему не ночевала в своём отсеке, Деметра настолько озадачилась, что была не в силах продолжать нотации.
– Асклепию, – сквозь зубы сказала Деметра.
Кора коротко кивнула и пошла по упругой резиновой дорожке, мимолетно любуясь цветущими зелеными растениями. Она помнила каждый листок, каждую травинку, знала все их названия, но все равно продолжала любоваться этими яркими островками зеленой жизни.
Кора быстро нарвала мяты, завернула её во влажную ткань и направилась в медицинский отсек – с десяток этажей на лифте и пятнадцать минут на скоростной платформе.
Медицинский отсек, где Кора оказалась первый раз в жизни, очень сильно походил на прозекторскую Таната, с одной лишь разницей – в вотчине крылатого киборга было пустынно, а в гигантском медицинском отсеке сновали люди. Целые толпы людей! Они все куда-то бежали, возвращались, переговаривались, передавали из рук в руки какие-то предметы, подзывали человекоподобных андроидов с лысыми, металлически блестящими головами, отрывисто кричали команды одетым в белые медицинские халаты медсестрам и медбратьям.