Дочь Горгоны
Шрифт:
– А не надо было тебе той блондиночке из геологов звёзды показывать да учить палатку ставить, – неожиданно проснулась продавщица. И Никита понял, что она только делала вид, будто ничего не замечает. – Думаешь, такая, как Васса, не почует измену? Если девица проездом, да в Акташе остановилась, то всё можно?
– Да откуда она бы узнала. – В голосе Егора послышалась ярость. И… страх? Виноватым он себя точно не чувствовал, а Никита ещё сильнее пожалел, что они связались с этим человеком. – Разве что кто-то вроде тебя разболтал!
– Ты и сам знаешь, что ей и говорить не надо было, – пожала плечами продавщица. Злобный оскал Егора её ничуть не напугал. – Просто врёшь и себе,
– Нечего было мне глазки строить, а потом хвостом вертеть, – рыкнул Егор. – Я мужик простой. Долго ждать не буду.
– Да куда проще-то, – фыркнула продавщица и демонстративно повернулась к Пашке и Никите: – Мальчики, вы где остановились? Простите, что спрашиваю, но темнеет рано зимой, холодно. А у нас одна турбаза, и ту старый Санаш закрыл, когда ушёл провожать геологов дальше по тракту.
«Я же предупреждал!» – многозначительным взглядом смерил друга Никита. Останавливаться у Егора, даже если тот предложит, страшно не хотелось. Просто до ужаса.
– Нет, мы что-то не сообразили забронировать жилье, – растерянно произнёс он вслух, видя, что Паша никак не реагирует, а лишь смотрит на Егора, словно тот должен был немедленно решить все проблемы. – А когда последний автобус до Горно-Алтайска?
Продавщица окончательно проснулась и возмущённо тряхнула головой.
– Вы с ума сошли, молодой человек! – повысила она Никиту с «мальчика». – Зачем вам несколько часов трястись? До Акташа всего ничего на машине, а там этих гостиниц куча! Хотите, я прямо сейчас в одну позвоню, за вами сюда машину пригонят, рублей двести возьмут сверх. Как вам?
Под суровым взглядом Паши Никита проглотил рвущееся с языка «дёшево» и вроде как нехотя кивнул.
– Гостиница хоть хорошая, не просто самая дорогая? – вклинился Пашка. Похоже, он наконец-то отвлёкся от мыслей о прекрасной незнакомке и вспомнил о том, что отвечает за их пребывание здесь. Ведь если что-то пойдёт не так, Никита просто откажется ехать сюда летом, вот и всё!
От этой мысли Никите сразу стало легче. Правда же, проведёт тут несколько дней, не помрёт же он от плохих условий или со скуки? А потом можно всё оставшееся время упрекать Пашку своим «я же предупреждал».
– Хорошая, вам понравится, – пообещала продавщица, достала телефон и спохватилась: – Если вы что-то купить хотели, то выбирайте!
Никита нехотя подцепил пакет с дубовыми пряниками и банку колы. Пить газировку в такой холод не хотелось, но вдруг в гостинице не будет вообще ничего, кроме воды из колонки? Кто знает, что в этой глуши понимают под отелями.
– Нормально продуктов берите, там столовой нет, только общая кухня, – буркнул Егор, подтверждая самые худшие опасения Никиты. Так что он стал хватать всё, что казалось ему съедобным: чипсы, вяленое полосками мясо, сосиски и зачем-то пачку макарон, которые не собирался варить. – Он нормальный вообще у тебя, не? – недостаточно тихо спросил Егор у Паши. Никита оглянулся. Пашка тоже собирал продукты: положил бутылку масла, соль, спички, яйца, большой пакет нарубленного и замаринованного мяса и целую упаковку пива.
– Нормальный, – охотно ответил Пашка, не понижая голоса. – Просто совсем городской. Не дави на него, ему нужно освоиться.
– Погодь, это разве не тот чудила, что летом чуть не утоп на Бегемоте? – вдруг спросил Егор. Никита навострил уши, но сделал вид, что выбирает чай. Чай всяко нужнее пива! – Его ещё Солунай-слепуха спасла!
– Он, – согласился Пашка. Как будто этот порог все идеально проходят, и никто никогда не вываливается за борт! – А почему слепуха? Видишь ли, я сам спасительницу не видел, только наслышан о ней…
И он многозначительно посмотрел в сторону Никиты, скрывшегося за полками. К счастью, чувства самосохранения в нём было достаточно, чтобы не рассказать, что на самом деле Никиту спас спутник этой девушки. Солунай… Какое удивительное имя. И прозвище ей совершенно не подходит.
– Из-за очков, – с удовольствием пояснил Егор. – Она же всё время в этих тёмных очках, даже в дождь. Я сам её видел лишь пару раз, она вблизи посёлка нечастый гость. От них обычно Васса сюда ходит или Ырыс. Ну, и сам Амыр, конечно.
Почему «конечно», Никита не понял, как и кто такой Амыр. Спутника девушки звали не так, он точно помнил. Поэтому он ушёл к прилавку оплачивать покупки, пока за ними не приехала машина.
И уже тут снова мысленно повторил: «Солунай». Словно холодная вода перекатывалась через камни под солнечными лучами. Красиво.
Глава 4. Ходить сквозняками
Найка ненавидела своё имя. Нет, когда её звали коротко, хлёстко, как удар ладони по воде, – «Най!», «Найка!», – это она любила. Но только не «Солунай». Её так назвал сам директор, и если когда-то это заставляло гордиться, то теперь приносило сплошные неудобства. Она уже устала остерегаться директора, как и говорила Банушу. И слышать от него шелестящее «Солунай», полное неодобрения, тоже устала. Вот и сейчас она легко кралась по приюту, не забывая остерегаться, хотя хотелось уже плюнуть на всё и ходить как все.
Всё спокойно.
Скрипнули ставни. Где-то этажом выше, а то и в другом крыле, но Найка успела юркнуть в тень. Ходить сквозняками – вот как это называли приютские. А Найка была приютской почти с самого рождения. По крайней мере, эти серые холодные стены и ночные пронизывающие до костей порывы ветра прямо в коридорах были тем, что Найка помнила всю жизнь.
Сейчас она тихонько шевелила пальцами ног, чтобы холод от каменных полов старого скального здания не поднимался выше к щиколоткам, а оттуда к коленям. Стоит только начать мёрзнуть, и можно не услышать следующий сквозняк да так и застрять на чужом этаже, а то и хуже – попасться воспитателям. Тогда воспитанникам не видать корок, которые Найка прятала за пазухой.
Зимой часто выходить за хлебом в посёлки было опасно, так что они все в основном питались супами с курятиной и пахучими травами да сухими грибами, которые без устали собирали летом почти все дети приюта. Но буханок хотелось так, что рот наполнялся слюной при одной мысли о сухой корочке.
Сегодня был удачный день. На кухне готовила одна Марта, добродушная толстуха, которая не жалела времени и сама пекла для директора и воспитателей булочки вместо длинных тяжёлых хлебов. Серые булки были хороши только горячими, потом они засыхали, и получалось целые две твёрдые корки из каждой. И как раз их могли заполучить дети. Достаточно было подлизаться к Марте, а этим навыком Найка владела в совершенстве. Из-за очков с толстыми мутными стёклами, которые девочка носила в приюте, некоторые воспитатели и кухарка считали её тихоней. Тёмные красивые очки были для походов в посёлок. Найка их берегла, редкий подарок. Вещь, которая только её и ничья больше. Даже одежда у приютских переходила от одного к другому, обувь носили, пока не снашивали до дыр. А это – личное.