Дочь капитана Летфорда, или Приключения Джейн в стране Россия
Шрифт:
Не скрою, мне было очень жалко Сэнди, когда он мне все это рассказывал. А ещё я очень обрадовалась: мой папа столько раз уходил на войну и каждый раз возвращался.
Дядя Лев, сам вдовец, заявил, что если Сэнди изберёт военный путь, то в роду не останется мужчин. Поэтому, вместо кадетского корпуса, Сэнди был определён в пансион нашего соотечественника – Джорджа Говарда. Как сказал Сэнди, дядя долго искал пансион, в котором нет военной муштры и обычных наказаний. Я обратила внимание на слово «долго».
Кроме того, дядя Лев любит все, связанное с нашей страной, и с детства учил Сэнди английскому языку. По словам Сэнди, у дяди много английских книг. Недавно я убедилась в этом, когда Сэнди, выйдя на палубу, прочёл стихотворение Джона Китса. К счастью, я слышала его один раз, но вряд ли смогла бы выучить наизусть.
Как я поняла, учащиеся пансиона пользуются большой свободой, что помогло Сэнди убежать на войну. Этим летом, находясь на каникулах в поместье дяди, Сэнди получил от него необходимую сумму на оплату годового обучения, а также деньги для найма квартиры. Оригинал мистер Говард считает, что такая самостоятельность идёт на пользу становлению юного характера. Эти деньги и были потрачены на побег. Личному слуге Александра, по имени Васька, было поручено отправиться к дяде Льву и передать письмо, объясняющее поступок племянника.
Сэнди рассказал, что сначала пытался устроиться на один из кораблей русского Балтийского флота – его друг-ровесник, из соседнего поместья, учится в Санкт-Петербурге в Морском корпусе, являясь гардемарином, то есть морским кадетом. Однако на борт попасть он не смог и, опасаясь поимки, решил отправиться в Финляндию – друг сказал, что именно там, скорее всего, произойдёт высадка нашего десанта. Не дождавшись высадки, он нанял финскую шхуну и отплыл в направлении островного форта.
На полпути к крепости шхуну встретил другой финн и рассказал, что корабли союзников захватывают все суда, встреченные в море. Владелец шхуны, на которой плыл Сэнди, долго уговаривал его вернуться, не желая нарушить обещание, а когда не смог, то продал ему маленькую лодку за небольшие деньги, дал сосуд с пресной водой и показал, в какую сторону плыть.
Когда я спросила Сэнди, не было ли ему страшно в открытом море, он смутился и честно сказал, что через два дня ему стало немного тревожно и он даже начал опасаться, что скоро обрадуется встрече с любым кораблём, даже вражеским. Однако увидев британский флаг на мачте, он решил попытаться уйти от погони, так как «Белецкие никогда не попадали в плен, не сделав ни одного выстрела».
Я напомнила, что один выстрел он все же сделал. Сэнди опять смутился.
Вообще, Сэнди смущается часто, причём чаще всего тогда, когда от него требуется ясный ответ. Когда я завела разговор о средствах, необходимых для путешествия, он неуверенно ответил, что сейчас деньги у него есть. Я заявила, что мы являемся компаньонами, поэтому должны разделить расходы (если, конечно, он сможет поменять в дороге фунты на русские рубли, не вызвав подозрений), от чего Сэнди смутился ещё больше.
Такая щепетильность создаст немало проблем в нашем путешествии, но она скорее радует меня, чем тревожит. Ведь свою часть нашего договора я выполнила на борту «Саут Пасифика» за два часа. Сколько недель или даже месяцев уйдёт на то, чтобы Сэнди исполнил своё обещание, я даже не могу представить. Меня радует, что он стремится в Крым не меньше, чем я, но следует понимать: в этом путешествии я являюсь для него скорее обузой, чем помощником.
Ещё о деньгах. Сэнди спросил, зачем мне понадобилась русская купюра. Я честно ответила: подбросить в каюту «мистеру Вандерби», чтобы добавить подозрений к записке, которой русский якобы благодарил его за помощь в побеге и предлагал предъявить, оказавшись в расположении русской армии, как рекомендательное письмо. Заодно я успокоила его: при таком использовании купюра никак не стала инструментом для побега.
Сэнди слегка огорчился. Я напрямую спросила его: имела бы смысл наша поездка, если бы наёмный убийца (я смогла объяснить Сэнди, что Счастливчик Джон именно такая персона) сошёл на берег в Копенгагене и появился в Крыму через три недели? Сэнди не возразил.
Кстати, нам для этого путешествия понадобится вдвое, если не втрое больший срок. Мои сведения о железных дорогах России оказались верны. К сожалению, за последние годы новая дорога, от Москвы в сторону Крыма, так и не появилась. Поэтому большую часть пути нам придётся проделать, используя troika или какой-нибудь иной, но тоже конный экипаж. Вполне возможно, за это время наши вместе с французами займут и Севастополь, и Одессу, и Херсон, и все остальные русские города на Чёрном море. После этого папу пошлют на какой-нибудь другой театр войны, потому что если все приморские города захвачены, то морская пехота не нужна. Я этого не сказала, чтобы не обидеть Сэнди».
Из дневника Джейн
«Сентябрь 1854 года. Ботнический залив
Опять идёт дождь. Наверное, Господь послал с небес пресную воду экипажу какого-нибудь судна, потерпевшего кораблекрушение, но нам эта вода ни к чему.
К сожалению, дождь не может смыть мерзкий запах рыбы, пропитавший весь корабль. Я сижу в кубрике, в котором тоже пахнет рыбой, а вдобавок есть ещё какой-то дополнительный въевшийся запах. Польза от него только одна: он помогает забыть, что я ничего не ела с утра, кроме чёрного хлеба, похожего на комья выкопанной земли. На вкус он лучше, чем на вид. Ещё раз пожалела, что ничего не захватила с камбуза.
Экипаж корабля – отец и оба его сына, – глядя на нас, иногда улыбаются. Я заметила, что это особенно часто происходит, когда мы в их присутствии говорим по-английски. Я высказала Сэнди опасение, что по их инициативе наше путешествие закончится в портовом полицейском участке. Сэнди ответил, что, во-первых, «чухонцы – честная нация» и выполнят его просьбу высадить нас незаметно, а во-вторых, не любят русских жандармов. Быть может, именно эти финны окажутся нечестными верноподданными, но сделать ничего нельзя, а значит, не нужно и думать.
Пока же я отгоняю различные опасения и готовлюсь к сухопутному путешествию. Сэнди пришлось выполнить роль Лайонела и сочинить для меня подходящую историю. Поначалу это занятие нравилось ему не больше, чем мне – ощипывание зарезанной курицы на камбузе, но скоро он увлёкся и сказал, что это интересно, как писать новеллу.
Итак, теперь я стала юным немецким бароном, по имени Ханс, из провинции Эстляндия, а именно с острова Эзель [38] . Моя новая роль весьма отличается от прежней: два дня назад я считалась школьником, сбежавшим на корабельный камбуз, а теперь я наследник имения, в котором пятьсот dush, то есть рабов. Сэнди объяснил что-то про то, что на бумаге в Эстляндии уже лет тридцать как нет рабов, но тамошние крестьяне этого пока не почувствовали.
38
Нынче эстонский остров Сааремаа.