Дочь лорда
Шрифт:
Правда, король уже привык к подобным выходкам младшего брата. К тому же весьма ценил его талант полководца. Поэтому лишь посмеялся над жалобой баронской родни: «Не повезло бедняге! Ох, не повезло!»
Причем вдвойне: вздумай он неуважительно обращаться с женой — и сие вмиг станет известно сюзерену.
Впрочем, у самого барона Триэнна хватило ума хоть никому не жаловаться. Вместо этого он поспешно отбыл в действующую армию. Нелюбимую супругу оставил в поместье.
За три последующих года барон заезжал туда всего пять раз. И проводил там
В шестой раз вместо не слишком счастливого мужа и отца прибыл гонец с вестью. Капитан Триэнн геройски погиб на квиринской границе, сражаясь за родное Отечество.
Эстела, старшая на пять минут, удалась внешностью в банджаронских предков. А нравом — то ли в них же, то ли в самого барона.
Кристиан унаследовал от матери лишь агатовый цвет волос. От властного, бесшабашного отца — черты лица и ни капли характера. И в детстве долго побаивался сестру.
К счастью, диковатая, вспыльчивая, отчаянно-гордая Эста если кого действительно любила — так это мягкого и застенчивого братишку.
Анри по опыту знал — мало какой отец потерпит такого сына. Так же как не всякая мать выдержит дочь вроде Эстелы.
Но барон Триэнн уже упокоился в фамильной усыпальнице. А баронесса сама происходила из вольных бродяг-банджарон. Так что никто не мешал детям расти, как им хотелось.
Беда пришла, как часто бывает, нежданной. Спустя одиннадцать лет после рождения близнецов и через девять — после смерти их отца.
Вдовы нечасто выходят замуж вторично. А уж вдовы недворянского происхождения, волею судьбы получившие титул… Но благородный во всём Арно Ильдани не делил людей на более и менее знатных. И баронесса Триэнн после долгих уговоров согласилась появиться при его дворе.
Сложись всё иначе — Анри Тенмар искренне порадовался бы счастью бывшей банджаронки. Виконт Морис Гинэ был неплохим человеком. Да и баронесса казалась счастливой…
Юный Крис принял отчима не то чтобы с радостью, но хоть терпимо. А вот Эстела… Нашла коса на камень!
Морис при всех его достоинствах был обычным дворянином, а не Алексисом Зордесом-Вальданэ. Баронесса к тому времени уже двенадцать лет вела жизнь благородной дамы. И при дворе предстала отнюдь не дикаркой с соответствующими манерами. Поэтому к общению с падчерицей — вылитой банджаронкой — виконт Гинэ оказался не готов. А уж падчерица-то как не готова!
Впрочем, Эстеле было лишь неполных двенадцать, а Морису Гинэ — за тридцать. Поэтому пристукнуть Анри хотелось именно его. Можно же хоть попытаться поладить с детьми любимой женщины!
Впрочем, чей бы конь ржал — граф Тэн сам так и не смог понять и простить родного отца. Что уж тут о чужих семьях говорить?
Тридцать пятый день рождения виконта Анри запомнил на всю жизнь. Вечным ощущением вины, что что-то же можно было сделать! Хоть как-то предотвратить…
В родовой замок тогда понаехало непривычно много гостей. Столько не присутствовало даже на свадьбе. Морис был любимцем семьи.
Приглашен был и Арно Ильдани.
Много лет спустя уже не вспомнить, что тогда стало поводом для ссоры. Скорей всего, какой-нибудь пустяк — как обычно и бывает. Кажется, Эстела сделала недостаточно строгую прическу. И отчим взялся резко отчитывать ее при гостях. А потом отправил причесываться заново.
Другой отец лишь посмеялся бы над зарождающимся кокетством девочки. А даже если нет — иная дочь послушно промолчала бы и не стала дерзить. Но в этом доме всё слишком долго тлело.
Теперь вспыхнуло.
Опешившие гости даже не догадались вмешаться, когда Морис стал грозить падчерице прилюдной трепкой. А Эстела в ответ заорала:
— Убирайся из нашего дома! Если б папа был жив — он бы тебя убил! Ты его мизинца не стоишь, ничтожество!..
Юная баронесса почти не помнила барона Триэнна. И никто не мешал ей придумывать совсем другого (благородного и героического) отца — никогда не существовавшего в природе.
Тогда всё еще можно было спасти! Анри все последующие годы не мог себе простить, что не послал тогда к Темному и змеям этикет. И немедленно не прервал безобразную семейную ссору. Потому что Мориса уже нужно было хватать за руки и затыкать рот! Потому что…
Возможно, это спасло бы беременную виконтессу. Она уже начала судорожно рвать на шее тонкую цепочку… В пылу ссоры никто этого не заметил.
Еще можно было спасти Криса!
Морис проталкивался к Эстеле — на ходу продолжая орать всё, что знает про ее головореза с большой дороги — папашу. А уж про его способы добиваться женской любви…
Тенмар сообразил вскочить только тогда. И едва успел перехватить отчима в трех шагах от падчерицы. Уже орущей ему с перекошенным лицом: «Не подходи, убью!..» Вооружившись каким-то столовым прибором.
Пара гостей посообразительнее явно собирались хватать только девчонку. Видно, чтобы помочь Морису ее бить и не давать Эсте защищаться.
А остальные приросли к креслам. Кто брезгливо отвернувшись, кто — завороженно уставившись. Вмешиваться в драку в их планы не входило.
Вопли и ругань отчима и падчерицы, жадное внимание гостей. Вцепились в нюхательные соли дамы…
Брызжет слюной старик с крючковатым носом. Выдирает вилку (всё-таки это вилка!) из рук по-кошачьи визжащей Эстелы. И громче Мориса орет о «позоре», «падении нравов», и «обнаглевшей молодежи».
Бледное, как сама смерть, лицо Криса. Мальчишка оседает на пол, судорожно хватает ртом воздух. С того дня Кристиан будет задыхаться от малейшего волнения…
И — белее савана лицо бессильно откинувшейся на спинку кресла виконтессы. Под бешеный рев Мориса над самым ухом Анри:
— Я убью эту дрянь!..
— Твоей жене плохо! — проорал Тенмар в ухо взбесившемуся радетелю нравственности, или чего он там радел. — Позовите кто-нибудь врача!
Кор — молодец! — уже рванулся к Крису, подхватил.