Дочь мадам Бовари
Шрифт:
– Please, come in! – отзывалась она на стук.
Это была хозяйка. Она несла огромный поднос с чайником, чашкой и множеством тарелочек с закусками. Берта, которая еще минуту назад думала, что засыпает, почувствовала лютый голод. Хозяйка поставила поднос на стол и, пожелав приятного аппетита, ушла. Берта с вожделением оглядела тарелочки. На одной из них лежали квадратики белого хлеба, намазанные сливочным маслом и украшенные ломтиками огурца, на другой были сэндвичи с малосольным лососем, а на низкой двухъярусной вазочке лежало три пирожных. «Надо полагать, что это у меня пятичасовой чай», – подумала Берта и принялась за еду. Сэндвичи она проглотила за секунду. Чай в маленьком чайничке был почти черным и пах вишневой смолой. Съев пару тщедушных бутербродов, Берта почувствовала, что ее глаза закрываются. Она выставила поднос за
Утро было не лондонским. Во всяком случае, погода за окном опровергала все общепринятые мнения. Солнце освещало противоположную сторону улицы, где чередой тянулись дома, однотипные, из темного кирпича, и все как один с белыми каменными наличниками и белыми портиками-входами. Берта полежала немного с открытыми глазами, посмотрела на потолок, потом перевела взгляд на часы с маятников в виде полумесяца и сказала «Ой!». Она проспала как минимум двенадцать часов. Берта решила, что в Бат она поедет на автобусе. Поезд останавливается на станциях, пробегая мимо городов и сел, а автобус следовал длинным маршрутом, не минуя даже самые маленькие населенные пункты.
Через час Берта уже шла по оживленным улицам. Справа от нее находился знаменитый Риджентс-парк, один из самых старинных парков Англии. Берта не спешила увидеть знаменитые розы, которые разводили в розарии Риджентс-парка, но вот увидеть резиденцию посла США она очень хотела. Дом, который тот получил в долгосрочную аренду, раньше принадлежал знаменитой «малышке на миллион» Барбаре Хаттон, наследнице торговой империи Вулворт. Берта смотрела фильм о ней, рассказывающий удивительную и в то же самое время, увы, вполне закономерную историю огромного богатства, несчастливой женской судьбы и катастрофического разорения.
Вот этот дом. Весь пейзаж вместе с этим домом являл собой типично английскую идиллию – изумрудная лужайка, большой дом, купы старых деревьев. Берта вдруг подумала, как несправедливы бывают люди к собственной жизни. Барбара Хаттон, бывшая владелица этого дома, наследница самого большого в мире состояния, наследница торговой империи Вулворт, умерла в одиночестве и бедности. Этот дом перед смертью она подарила английскому правительству. Зачем? Наверное, затем, что не видела смысла в жизни после гибели в авиакатастрофе своего единственного сына Ланса, известного автогонщика. Берта не переставала удивляться ее судьбе, не потому, что других, более значительных или интересных, или трагичных, судеб не было, а потому, что судьба «бедной маленькой богачки» была очень женской – зависимость от денег и от мужчин. Семь мужей разорили миллионершу. Только, пожалуй, князь Игорь Трубецкой, потомок тех самых Трубецких, эмигрант, мотогонщик, первый пилот «Феррари», да еще актер Кэри Грант воспринимали брак с богатейшей и очень красивой женщиной как естественное продолжение любви. Остальные только обогащались за ее счет. Барбара Хаттон умерла в отеле, в ее кошельке лежало чуть больше трех тысяч долларов – все, что осталось от ее состояния. Берта еще раз посмотрела дом и вдруг заметила табличку, на которой было написано, что соседний участок и дом сдают в аренду. Берта вспомнила, что в одном из путеводителей читала о том, что в Риджентс-парке, принадлежавшем королевской семье, нельзя купить ни землю, ни недвижимость – можно только арендовать на сто двадцать лет.
Берта еще раз взглянула на великолепный викторианский особняк, на раскинувшийся на холме лес и пошла обратно.
Выйдя из Риджентс-парка, она решила пойти по Портленд-плейс – широкой оживленной улице, которая после пересечения с Оксфорд-стрит, центром лондонской модной торговли, переходила в Риджентс-стрит. Берта мысленно поблагодарила заботливую чиновницу из Канцелярии колледжа. С ее помощью Берта начала свое знакомство с Лондоном с самых респектабельных улиц. Пройдя по Портленд-плейс и полюбовавшись видными административными зданиями, принадлежавшими Королевскому институту архитектуры, посольствам Китая и Польши, Берта дошла до пересечения с Оксфорд-стрит. На совсем малюсенькой улочке Лэнгхэм-плейс стоял старинный гранд-отель «Лангхэм». Над входом был натянут тент с названием отеля, стоял солидный швейцар, поодаль парковались лимузины. В большом окне Берта увидела столики с белыми скатертями, сервированные дорогой
Витрины модных магазинов были притягательны, но Берта отлично сознавала, что свои покупки она сможет сделать только в небольших дешевых универмагах, типа того же «Вулворта», да и то после первой стипендии. «И я все-таки молодец! Я не плачу за свою учебу, мне еще и стипендию платят», – она гордилась тем, что на «отлично» написала свою работу на английском языке, посвященную Герберту Уэллсу. «Ваша работа заслуживает самого пристального внимания. Соображения, высказанные Вами относительно произведений известного английского писателя, свидетельствуют о глубоком изучении его творчества», – эти строки из письма, которое они получили в ответ на отправленную работу, она помнила наизусть. Она до последнего не верила, что придет ответ, да еще и с высокой оценкой. К тому же она будет в числе всего семи иностранцев, получивших право на именную стипендию колледжа. «Я в тебе не сомневался!» – с гордостью произнес отец, когда она показала ему письмо.
Кто совсем не обрадовался известию из Англии, так это Саня-спортсмен. Он был влюблен в Берту, всячески ее опекал, ограждал от нежелательных, по его мнению, знакомств и с нетерпением дожидался ее совершеннолетия. Саша хоть и являлся предводителем повзрослевшей шпаны, но воспитан был в правильных традициях.
– Я подожду тебя, – со значением говорил он Берте, заглядываясь на ее тонкий профиль, а проводив домой, шел к тридцатилетней Валентине, методисту из Дома культуры. Валентина когда-то занималась балетом, а потому потрясала воображение местных мужчин своей осанкой и гибкостью.
– Что ты мне голову морочишь? Шел бы к своей отличнице, – в сердцах иногда ругалась Валентина, но в глубине души завидовала Берте и с каким-то трогательным любопытством следила за их с Саней платоническим романом.
– Языком не болтай лишнего обо мне и Берте, особенно о ней, – предупредил ее Саня.
Валентина была умной и вредничала только так, для виду. Она никогда никому ничего не рассказывала. Даже то, что отец Сани в свое время был ее любовником.
Все эти драмы и комедии местного значения стали так далеки от Берты, что ей вдруг показалось, что там, в далеком маленьком городе на берегу холодного моря, жила совсем другая девушка.
От громкой и активной Риджентс-стрит Берта устала. Ее еще хватило на то, чтобы поглазеть на дивные витрины всемирно известного магазина игрушек, украшенные сказочными героями, километрами детских железных дорог и великолепными куклами. В толпе детей и взрослых Берта простояла добрых пятнадцать минут – все с какими-то абсолютно счастливыми лицами наблюдали за тем, как игрушечный Винни-Пух старается вылезть из норы Кролика.
Берте предстояла не близкая дорога в Бат, а потому необходимо было привести себя в порядок, поесть и отдохнуть. Посетителей, сидевших за столиками под большими зонтами, было много – свободные места если и были, то не на улице, куда заведения выставили столики, а в темных помещениях. Дойдя до вывески «Быстро и Вкусно» «Quickly & Tasty», Берта замедлила шаг и решительно вошла в ресторанчик. Официант, пробегавший мимо, поинтересовался, где она предпочитает сесть – на улице или в зале.
– Лучше на улице, – Берта на секунду ослепла – на улице светило солнце, а потому легкий полумрак помещения казался кромешной тьмой.
– Пожалуйста, – официант проводил ее к маленькому столику.
Меню состояло всего из нескольких строчек, но зато каких! Ресторан предлагал традиционные английские блюда. От перспективы съесть йоркширский пудинг – почти вареное тесто с мясом и жиром, или пирог с почками, или знаменитый хаггис – бараний желудок, начиненный требухой, аппетит куда-то делся.