Дочь мадам Бовари
Шрифт:
– Этот район называется Хайгейт.
– А я знаю, и историю этого места знаю, – Берта покрутила головой и насторожилась – они подходили к огромному особняку, фасад которого выходил на небольшую лужайку. Лужайка была без цветов, но ухоженная. Огромные двери были раскрыты. Около самого здания не было ни души.
– Вот мы, собственно, пришли. Проходи, – пригласил Егор, и они вошли в чугунную калитку.
Дорожка без бордюра бежала вдоль круглой клумбы, в центре которой стояла большая каменная ваза.
– Это фонтан? – Берта указала
– Нет, это элемент садового декора, а в дни больших торжеств чья-нибудь кровать, – пошутил Егор.
– А что это за дом?
– Я здесь живу. – Егор по-хозяйски прошел в открытую дверь, отодвинул в сторону скейтборд, убрал с дороги два больших рюкзака и бросил свою сумку на каменную скамью, которая украшала темный холл. Берта была потрясена – такие особняки она видела только в кино и на картинках. Получалось, этот парень с грязными пальцами, в безумного фасона штанах, этот художник живет в огромном доме, наверное, стоимостью миллион фунтов, а то и больше.
– Какой красивый дом! – Берта успела разглядеть фасад и теперь с удивлением разглядывала внутреннее убранство – все было так, как описывали в книжках и снимали в кино: высокие резные потолки, дубовые панели, скульптура на широкой темной лестнице. Берта увидела анфиладу комнат, ковры на полу, мебель, которая частична была в чехлах.
– Твой папа – английский лорд?
– Нет, мой папа о моем рождении долгое время даже не подозревал, – отрезал Егор, и Берта поняла, что на личные темы разговаривать он не любит. – Дом большой, за порядком смотрит только одна дама, да пара рабочих, поэтому я живу практически в двух-трех комнатах. Да еще в кухне. Она настоящая, с большой старой плитой. Пойдем выпьем чего-нибудь.
Они прошли холл, миновали две гостиные и спустились по лестнице в цокольный этаж. Там, в конце длинного, окрашенного в приятный бежевый цвет коридора, находилось просторное помещение с огромным столом посередине, со старым очагом и окнами под потолком. На столе, стоявшем сбоку, горой были выложены продукты – яркие коробки с выпечкой, крупы, банки с майонезом, сок, минеральная вода. Довершали этот натюрморт гора апельсинов и яблок и маленькая коробка с зеленым виноградом.
– Вот, это кухня. Конечно, холодильник современный, как и плита, на которой готовят, и прочие прибамбасы. – Егор покосился на Берту: – Мое любимое словечко с детства.
– Понятно, а по магазинам сам ходишь? – Берта кивнула на заваленный продуктами стол. Ей стало ужасно интересно, как живет этот странный молодой человек, обладатель такого дорогого особняка.
– Сам, уже привык, надоело объяснять, что любишь, а что не любишь. Что ты будешь пить? Воду, кока-колу, или сделаем настоящий английский чай.
– Пожалуй, чай. – Берта была рада задержаться в таком месте подольше, но на всякий случай поинтересовалась: – А ты никуда не торопишься?
– А куда мне торопиться, я уже дома. Дел никаких нет, вот только вечером поработаю, надо несколько эскизов сделать. Заказ
Егор вскипятил воду, ополоснул заварочный маленький чайничек, насыпал туда четыре ложки пахучего черного чая и залил его кипятком. Берта тем временем достала с полки чашки с блюдцами, в выдвижном ящичке нашла чайные ложки.
– Ты еще не пробовала сконы?
– А что это?
– Это такие булочки, они круглые, небольшие, их разрезают пополам, смазывают клубничным джемом и взбитыми сливками. Это тоже, между прочим, символ Англии.
– Нет, я не ела. Я вообще за последние двое суток мало ела и мало спала. И мне еще предстоит ехать в Бат. Вот в автобусе и буду спать.
– Так, ладно, вот твой чай, – Егор подал ей чашку с блюдцем. Чай был черно-красным, запах у него был немного смолистым.
– Вкусный и пахнет чем-то необычным.
– Это «Постис», чай с цветами граната. Высушенные, они дают такой запах. А вкус – это вкус обычного хорошего черного чая.
Егор разложил булочки на тарелке, поставил на стол джем и баллончик с уже готовыми взбитыми сливками:
– Вот, разрезаешь булочки, сконы, вдоль, – свои слова Егор сопровождал действиями, – мажешь джемом, а потом выдавливаешь сливки. Впрочем, сама понимаешь, сливки должны быть не из баллончика.
Сливки из баллончика выходили тонкой, гофрированной струйкой.
– Скажи, а тебе вот так не страшно одному жить. Дом огромный, – Берта подняла голову к потолку, – мне даже сейчас не по себе – вот мы сидим здесь, а вдруг там кто-нибудь наверху ходит. Дверь и ворота у тебя открыты…
– Ходит, – кивнул Егор, – у меня часто кто-нибудь живет. Из друзей, – добавил он, уловив настороженность в глазах Берты. – Со своей девушкой я разругался недели две назад. Сейчас пытаемся помириться, но это вряд ли получится. Это я уже сейчас понимаю.
Последнюю фразу Егор произнес, посмотрев на задумчивую Берту со значением.
Ее поездка в Англию была частью ее же плана. Это отцу она сказала, что будет изучать литературу и специально выбрала Уэллса (в этой теме можно было коснуться некоторых политических аспектов) для вступительной работы. На самом деле Берта собиралась прослушать курс общественно-политических дисциплин и записаться на факультатив по проблемам современной экономики. Она чувствовала некоторые угрызения совести, что утаила от отца свои намерения, но, с другой стороны, он и так весь испереживался.
Что же касается ее отношений с молодыми людьми, то Берта давно для себя решила, что в близкую связь она вступит только тогда, когда будет уверена, что «без этого не обойтись».
Глядя на своего нового знакомого, владельца почти английского замка, Берта подумала, что эта встреча имела вполне практическую перспективу. «Не с неба же свалился на него этот особняк, и сюда он приехал не просто так – для этого тоже нужно иметь связи. Надо будет присмотреться к нему», – подумала она и улыбнулась своей самой ласковой улыбкой.