Дочь мадам Бовари

Миронина Наталия

Лиля посмотрела на спящего мужа. Она отлично помнила об уговоре, но… «Ситуация складывается так, что хороши любые меры, – думала она, – и между прочим, в этой ситуации виноват он. Так что пусть не возмущается!» Она заботливо укрыла мужа и тихонько, на цыпочках пошла на кухню. Как и много лет назад, ее утро начиналось с чашки черного кофе. Стоя у окна с большой белой чашкой и разглядывая свою машину, засыпанную желтыми листьями, Лиля старалась подавить радостное нетерпение – о предстоящей встрече она мечтала давно. Уже забылось оскорбленное изумление, с которым она обнаружила в книге Вадима описание их романа, уже давно растаяло чувство вины перед Георгием Николаевичем, уже забылась неловкость их поспешного отъезда, но осталось воспоминание о счастливой и всемогущей молодости, того самого

времени, когда главным было не то, что ты можешь, а то, о чем мечтаешь. Лиля Сумарокова грустно улыбалась, вспоминая мечты восьмидесятых, – сегодня она достигла гораздо большего, но все эти достижения не были ей так дороги, как были бы дороги те, из дней ее молодости. Сегодняшние успехи были продиктованы примитивной жизненной целесообразностью, в этих достижениях, как правило, не было полета, а был грубый риск и расчет. Лиля сознавала, что от ее огромных творческих амбиций почти ничего не осталось – нельзя же было считать успехом популярность нехитрых детективов, но многие в эти годы растеряли и то, что было. А она не только сумела открыть свое дело и заработать денег, она еще и общественным деятелем стала. Лиля оторвалась от окна и вздохнула: «Георгий, если бы не спал, спустился бы сейчас вниз и очистил от листьев машину. Но будить его нельзя…»

Собиралась Лиля тихо – не хотелось отвечать на удивленные взгляды мужа. Ее макияж, прическа, костюм были немного слишком. Лиля, приободрившаяся результатами диеты, рискнула яркими красками – тени, румяна, помада.

Дорогу она выбрала длинную. Во-первых, не хотелось приехать раньше, Лиля планировала эффектное появление примерно через полчаса после начала разговора. Берта должна была выполнить самое трудное – начать разговор и склонить писателя Костина к сотрудничеству, потом появляется Лиля и… Что будет потом, она старалась не думать – совершенно ясно, что Берта, как человек деликатный и воспитанный, удалится под благовидным предлогом…

К ресторану Лиля подъехала ровно в назначенное ею же самой время. Берта и Костин должны были уже общаться не меньше сорока минут. Лиля еще немного посидела в машине, а потом с замирающим сердцем вошла в ресторан. Швейцар помог ей раздеться, она на минуту подошла к зеркалу и тут, проводя расческой по коротко остриженным волосам, увидела Вадима Костина. В большом зеркале отражался полупустой зал. Столик, за которым спиной к Лиле сидела Берта, стоял почти в центре. Лиля в отражении увидела глаза Вадима. Она несколько минут смотрела, потом положила в сумку расческу, помаду, извинившись, попросила швейцара подать ей плащ и вышла из ресторана. Она села в машину, включила зажигание и, аккуратно объезжая припаркованные автомобили, выехала на проезжую часть. Здесь Лиля развернулась и поехала в сторону дома. «Георгия надо бы разбудить, проспит все на свете», – подумала она и вздохнула. То, что ничего не получится с Вадимом Костиным, она поняла, как только увидела взгляд, который он бросил на Берту. Такими влюбленными глазами он смотрел на нее, Лилю, очень много лет назад.

Берта, подвязавшись клетчатым передником, стояла на кухне и жарила картошку. Помешивая лопаточкой белые брусочки, она поглядывала в окно. Там в сумерках белели старые березы и разбегались по засыпанной желтой листвой земле кирпичные дорожки. «Участком займемся весной. Хорошо, хоть ремонт успели сделать, а то мыться прохладной водой – б-р-р!» – Берта почувствовала, как по телу побежали мурашки. Она поежилась, попробовала одну недожаренную картошинку, посолила все, что было в сковородке, и запустила длинные пальцы в банку с маринованными корнишонами. Выловив таким неизящным способом пузатый огурец, она с наслаждением откусила кусочек. «Да, ребеночек будет с пупырышками», – подумала она и погладила себя по заметно округлившемуся животу. Ее теперешняя страсть к огурцам стала предметом их ежедневных шуток. Впрочем, пристрастия в еде были теперь разнообразными. Вот и сейчас, съев огурец, она громко позвала:

– Вадим, съезди за пломбиром! Только не бери в банке, покупай в фольге.

Вадим Костин, вынырнувший откуда-то из недр дома, с готовностью отозвался:

– Все, выезжаю! Может, еще что-нибудь? Шоколадку,

зефир?

Берта задумалась.

– Да, пожалуй… Салат из морской капусты. Только без лука…

Костин нахмурил брови:

– Так как же, выловить лук, что ли, самому или продавцов попросить?

Берта замахнулась полотенцем:

– Езжай, шутит еще тут мне! Еще загляни в квартиру отца, все ли там в порядке, забери почту, может, письмо пришло от него… И прошу тебя, никуда больше не «заскакивай»! У своей бывшей ты был на прошлой неделе, а другие подождут…

– Какие другие?! Я никуда… И никого у меня нет! Что ты в самом деле?!

– Не «в самом деле»! Я все знаю, помню, как на твоем юбилее всякие эти поэтессы да писательницы вились вокруг тебя! Ах, Вадим! Ах, Вадим! Так, давай уезжай и по телефону не очень-то болтай.

– Ну хочешь, я телефон оставлю дома? Только бы ты не волновалась!

– А если со мной что-нибудь случится?!

– Да, не подумал! Извини, ты только не нервничай, я никуда – только за пломбиром, морской капустой и почтой. Все. – На лице Костина отражались смешанные чувства – ему в голову не могло прийти, что красавица жена будет его так ревновать. Тем более что и оснований-то не было никаких.

– Так, уезжай, но только быстро назад! – Берта загремела вилками и ложками.

Костин расхохотался, и через несколько минут раздался шум отъезжающей машины. Берта выключила картошку, сняла передник и накинула теплую стеганую куртку, но перед тем, как выйти из дома, не удержалась и залезла в карман мужниной куртки. Улов был невелик – две мужские визитные карточки, конфетка в помятом фантике и зубочистка в упаковке. Все. Никаких любовных писем, таинственных телефонов или имен. Она вздохнула и вышла во двор. Здесь стояла новая плетеная мебель – глубокие кресла с подушками и пледами. Берта забралась с ногами, закуталась и закрыла глаза. Тишина этого места ей был знакома – она сюда приезжала в какой-то той, другой, жизни. В той жизни был молодой человек по имени Роман, в той жизни был Саня, бизнес, большие деньги и большие планы. Потом в той жизни все перевернулось, и незначительное стало главным, а главное вдруг стало совсем неважным. «Мелкотравчатым» – когда-то это было ее любимое слово. А теперь… Теперь повзрослевшая Берта ревновала своего немолодого мужа. Ревновала до слепого яростного гнева. Берта вспомнила, что это чувство впервые на нее нахлынуло именно здесь, в этом доме, куда Вадим Костин привез ее, свою будущую жену.

Правда, до этого он объяснился ей в любви. Они уже встречались несколько месяцев, но дальше галантных реверансов, витиеватых комплиментов и роскошных подарков дело не шло. Правда, были еще взгляды. Но Берта к таким взглядам привыкла – восхищение было постоянным спутником ее красоты. В тот вечер Костин пригласил ее погулять. Она даже удивилась – не в ресторан, театр или на какой-нибудь вечер. Он позвонил ей и предложил встретиться на Рождественском бульваре:

– Давайте пойдем по бульварам. Просто будем идти, разговаривать, отдыхать на скамеечках, попьем кофейку. И больше ничего… Просто погуляем.

Берта рассмеялась:

– Отлично, я сто лет уже не гуляла. С кем-нибудь. Только в одиночестве.

– Может, я тогда буду вам мешать? – Костин на том конце провода как-то сник.

– Нет, наоборот! Я – с удовольствием.

Они встретились на углу Петровки и пошли не спеша, больше молчали, смотрели по сторонам, и каждый чувствовал, что эта встреча, эта прогулка отличается от тех, прошлых. Берта, привыкшая, что на Костина обращают внимание, на этот раз почему-то нервничала:

– Невозможно с вами ходить! Только на вас и смотрят, даже обидно! – попыталась пошутить она.

– Это потому, что вы рядом. Все смотрят и думают, что эта красавица делает рядом с этим стариком, – Костин улыбнулся. – Кстати, вас не смущает наша разница в возрасте?

– Абсолютно не смущает. И вы – не старик. Не кокетничайте, мне это не нравится. Отлично же знаете, что вы интересный мужчина, известный писатель. – Берта помедлила и не удержалась: – Кто-то даже попал в Большую энциклопедию.

Костин расхохотался:

– Вы просто змея!

– Да уж. Говорили мне об этом.

– Многие? – Костин истолковал ее слова по-своему. Берта поняла все правильно.