Дочь мента
Шрифт:
Областная больница, покрашенные дешёвой краской бледно-зелёные стены отделения кардиологии, медленно рассекающие коридор медсестры, и я, озирающаяся по сторонам, растерянная девушка. Мне повезло, я заметила, как из-за угла показалась мачеха. Завидев меня, она скривила недовольно лицо. Всю дорогу, пока мы шли до палаты отца, она ела мой мозг упрёками, обвиняя в том, что непутевая дочка довела отца до инфаркта. Меня и так мучила совесть за тёмные мысли, а от её слов становилось только гаже.
Отца продолжали обследовать.
Доктор то заходил в палату, то выходил обратно, заставляя вздрагивать каждый раз и не позволяя пока зайти, чтобы проведать болеющего. В конце концов, должно быть собрав анамнез, он соизволил объяснить нам ситуацию.
Слова кардиолога пугали меня набором медицинских терминов, которые раньше я слышала только смотря телевизор. Ключевая фраза «волновать пациента нельзя», произнесенная им множество раз, лишила меня всякой надежды на войну с отцом.
Беречь и не расстраивать – без конца крутилось в голове.
Вечером отца навестил Игорь, смотреть на которого не было ни сил, ни желания. Сам же родитель отказывался меня видеть, усугубляя мою вину в сто крат.
Стоило Лебедеву покинуть палату, как он сразу направился ко мне, пригревшейся у батареи под окном.
– Радуйся ещё, что я не рассказал Владиславу Николаевичу, что его дочка потаскуха, – подойдя вплотную ко мне, проговорил он мне в самое ухо, вызвав неприятные мурашки. Что же, значит, отец посчитал меня шлюхой, даже не зная всей правды. А после инцидента с Богданом вранье, брошенное Игорю, приняло иную форму.
– Чего тебе от меня надо, Игорь? – спрашиваю, стараясь не дёргаться от отвращения из-за его близости.
– И где же твой трахаль? – вместо ответа на мой вопрос он озирается, обводя рукой пространство вокруг. – Использовал тебя разок, и ты перестала его интересовать.
Выведенное им умозаключение так похоже на истину, что ранит больно и глубоко, попадая жалом в самую цель.
Я молчу, лишь с силой кусаю губу, ещё помня болезненное присутствие Богдана в моём теле. Отношение Скуратова ко мне, проявленное минувшей ночью, показало, что я в этой жизни ничего лучше Игоря и не заслуживаю.
– Пусть ты и считаешь иначе, но я люблю тебя и прощаю за совершённую глупость, а ты будешь послушной девочкой и выйдешь за меня замуж, – произносит он нервно, точно действительно опасаясь, что я откажусь, но разве у меня сейчас есть выбор, когда отец по моей вине лежит в клинике с больным сердцем?
Мне никогда не понять, как он может
Глава 8. Богдан
Проснулся утром от барабанной дроби, отбиваемой по металлической входной двери. По ту сторону стоял некогда мой друг, а сейчас уже чужой человек, с которым я не общался тысячу лет.
– Что ты тут забыл, Рус? – спрашиваю, отворяя дверь. Изучаю его сонным взглядом, пытаясь понять, какого лешего его занесло ко мне домой.
В мою непроспавшуюся физиономию тут же летит кулак товарища, и я едва успеваю увернуться, получая удар в скулу по касательной. По его неуверенному движению чувствуется, что он давно не боксировал, только поэтому я сейчас не вытираю кровь из носа.
– Отпусти! – требует он сквозь стиснутые зубы, после того как я зафиксировал его руку за спиной, прижав лицом к белой стене тамбура.
Отхожу от него на пару шагов.
– Так зачем ты припёрся? – в моём вопросе нет ни дружелюбия, ни былого расположения. Теперь мы с ним по разные стороны баррикад: он строит свою идеальную жизнь в своём идеальном мирке, а я разрушаю всё, что находится рядом.
Руслан смотрит на меня так, будто впервые видит и за нашими плечами нет пяти лет в университете, проведённых бок о бок. Мне известно, что он не понимает причину, по которой я отдалился, но правды ему лучше не знать. В его взгляде отвращение и сожаление одновременно, ведь, по его мнению, я загубил свою жизнь, бросив адвокатуру. Мне казалось, я уже успел заработать иммунитет, видя подобное в глазах старых знакомых, но всё же от близких людей это до сих причиняет боль.
– Что ты сделал с Ульяной?
Похоже, подружка Бэмби, имя которой я не сумел вспомнить, донесла на меня своему брательнику. Смотрю на него, размышляя, почему он так печётся о Бэмби и было ли у них что-то. Хотя теперь-то я точно знаю, что до меня с парнями она разве что целовалась. Но, к собственному удивлению, даже мысль об этом почему-то приносит огорчение.
Проходя в квартиру, пропускаю Руслана, доставая из куртки, висевшей в прихожей, пачку сигарет, и отворяю окно в кухне, испытывая острую потребность в никотине.
– И какие у тебя варианты? – закуриваю, изучая потемневший, грязный снег на улице.
– Бля, Богдан, я всегда знал, что ты редкостное мудачьё, но неужели у тебя закончились одноразовые тёлки, раз ты решил перейти на таких, как она? – втирает мне бывший друг истину, которую я и так знал, – по Бэмби слишком очевидно, что она неискушённая, неопытная девчонка, а я просто слишком сильно хотел попробовать её, что с лёгкостью убедил себя в обратном. – Я её с детства знаю, поверь, её жизнь никогда не была сахаром.