Дочь мента
Шрифт:
Скрипнул пол, и из-за угла вышел призрак в просвечивающей от лучей заходящего солнца белой ночной сорочке до пят. С оружием на изготовку. Стоял, молча рассматривая сие видение. Тёмные, ещё влажные, должно быть после душа, волосы, белоснежную кожу и тонкий стан. А мысли и догадки всё это время бежали в голове со скоростью света. Одна дурнее другой.
Я не видел её несколько дней, и все эти дни каждый человек пытался убедить меня, что она умерла. А Бэмби стоит передо мной целёхонькая, пышущая здоровьем, без единой царапины.
Прикрываю глаза, вспоминая диалог с Милой.
Меня столько раз ломало, что я думал, что уже негде появиться новым трещинам. Но оказалось, есть. Там было ещё маленькое местечко, специально припасённое на тот случай, если мне дважды разобьёт сердце одна и та же женщина.
– Богдан, – тихо произносит и опускает пистолет дулом в пол. – Как ты узнал, что я здесь?
Слышать её голос всё равно что быть вытащенным из адского котла ангелами. Я выдыхаю, и напряжение, копившееся в груди, разматывается как тугой узел.
Она жива, только как теперь её не убить за то, что позволила мне испытать?
Глава 21. Ульяна
«Отлились кошке мышкины слёзки», – первое, о чём я подумала, увидев Скуратова. Выглядел он так, словно спустился за мной в ад, прошёлся там по черепам, сразился со всеми демонами, а затем вновь поднялся на землю, отдав за это свою душу.
В какой момент после вопроса отца о том, кому сообщить, что со мной всё в порядке, во мне проснулся обиженный ребёнок, захотевший увидеть горе своего обидчика рядом с собственной могилой, я не знаю. Но я, почти не раздумывая, назвала лишь одно имя.
Когда ехала в сторону работы, то преисполнилась решимости удрать от Богдана после того, как он высадит меня у КПП. Только я всё равно понимала, что эти прятки – игра в одни ворота: как бы далеко я ни убежала, как бы глубоко ни спряталась, он всё равно меня отыщет. Я видела в его глазах блеск голодного волка, и он, почуяв запах свежей крови, уже не собьётся со следа.
Но всё же разум во мне преобладал над чувствами, и я не собиралась рисковать жизнью нашего ребёнка, а потому направлялась к кабинету своего шефа, дабы сообщить, что данное дело после происшествия я вести уже не могу. Но, думаю, он и сам это понимал. Надеялась, что меня перекинут на расследование других преступлений. Только вот до его кабинета я дойти не успела.
Не знаю, как отец сюда пробрался, кому заплатил и какими связями обладал, но он перехватил меня в паре шагов от моей цели. Мы виделись в последний раз чуть больше десяти лет назад. Но ни тогда, ни сейчас его возвращение в мою жизнь я не могла принять спокойно. Он, словно тёмный вестник, приносил с собой разочарование и печаль. Отчего-то я и сегодня не ожидала
– Здравствуйте, Иван Фёдорович, – растерянно произношу, рассматривая глубокие морщины Хмельницкого. Но как бы стар он ни был, в его глазах горел какой-то особенный огонь, в нём до сих пор горело слишком много энергии, несмотря на почтенный возраст. Полагаю, из-за этой жажды жизни ни одна шальная пуля так и не коснулась тёмного сердца бандита.
Десять лет назад я возвращалась после вечерних пар домой и встретила у своего подъезда дорогой автомобиль, подобные редко появлялись в моём спальном районе. Оттуда вышел одетый с иголочки знакомый тип.
Я дёрнулась, будто увидела чёрта, пришедшего по мою душу. В голове пробежала мысль, что разговор пойдёт о Богдане, а я ещё морально не оправилась после случившегося и меньше всего хотела что-либо про него знать. Но Хмельницкий и словом про Скуратова не обмолвился. Сказал, что нам предстоит серьёзный разговор и лучше будет провести его в моей квартире.
– Да не беспокойся, девочка. Хотел бы убить тебя, послал бы кого-нибудь, а не светил бы тут своей физиономией, – произнёс он с ухмылкой, прочитав опасения по моему лицу.
Успокоил так успокоил.
Мы поднялись ко мне, и по его глазам, проскользившим по местами отошедшим обоям и старой мебели, я поняла, что моё жилище его не впечатлило.
– Что вам нужно?
– Я знал твою мать, Ульяна, – начал он, и я застыла от этих слов, шарахнувших меня как удар молнией. Наливала в кружку чёрный чай, и кипячёная вода полилась через край по столешнице на пол. Обернулась к нему, не понимая, к чему он ведёт этот разговор, и просто смотрела на него во все глаза.
– Любил её сильно, только вот она вышла замуж за этого ублюдочного лейтенанта милиции – Евстигнеева, будучи беременна тобой. Лишь известие о том, что она носит ребёнка, спасло этого мента от того, чтобы до него не добрались мои люди. Тогда с его помощью меня посадили за решётку за преступление, которого я не совершал. Он меня подставил, хотя мы дружили с ним со школы, вот только чувства к твоей матери показали, кто есть кто.
Мои ноги дрожали, меня колотило изнутри от этих слов, и я медленно села на табуретку напротив своего гостя.
– Зачем вы мне всё это рассказываете?
Хмельницкий молчал, и весёлый блеск в радужке сменился пустотой, по тёмным карим глазам стало невозможно что-то прочитать.
– Я не знал, что твоя мать на самом деле была беременна от меня. Не винил её за то, что решила устроить свою жизнь с ним, в безопасности.
Он говорит, и я вроде понимаю, что речь обо мне, но осознание всё равно не доходит. Качаю головой, будто уже отрицаю эту новость, не имея сил смириться с ней. Я молчу. Смотрю на него глазами, полными непролитых слёз, и молчу. Вспоминая все ссоры родителей, и наконец понимая, почему моя мама никогда не была счастлива с Евстигнеевым. А ведь в детстве я винила её за то, что она так холодна с отцом, который не мог на неё надышаться. А всё дело в том, что она вышла за него, любя другого человека. И в добровольности этого союза я почему-то начала сомневаться.