Дочь моего друга
Шрифт:
«Я не киллер. Я ликвидирую предприятия». Вот что он сказал.
Я знаю, что это означает. Демид поскромничал, он киллер, только экономический. Я совсем недавно слышала в разговоре отца это слово. Ликвидатор. Он обсуждал с кем-то по телефону, что нужно «убить одну зарвавшуюся контору».
Открываю глаза и смотрю в белоснежный потолок. Кого я обманываю? Я не хочу, чтобы Демид знал, чья я дочь не потому, что ему что-то угрожает. А потому, что мне дико, невыносимо, жгуче стыдно перед Демидом за реакцию отца.
Не
Поднимаюсь из воды и тянусь за полотенцем.
Думай, Арина, думай. Все должна выглядеть правдоподобно.
И пока вытираюсь и натягиваю свое «помоечное» платье, в голове уже складывается нужный план. Надеюсь, когда-нибудь Демид перестанет сердиться.
Или, что скорее всего, ему будет просто очень сильно наплевать.
***
Демид
Если бы я не щелкал таблом, а первым поднял ее сумку, она бы не утащила ее с собой в ванную. И я бы знал о ней гораздо больше, чем знаю сейчас.
Второй вопрос — насколько эти знание нужны мне?
Нет, не так. Нужны ли они мне в принципе?
Интуиция подсказывает, что не нужны вообще. И если я вот прямо сейчас посажу девчонку в такси и отправлю домой, это будет лучшим моим решением.
Подхожу к двери, поднимаю с пола сброшенную туфлю. Верчу в руке, нахожу логотип марки, цены которой уже давно пробили небо и уверенно движутся в направлении открытого космоса.
Судя по стоимости их продукции, для ее производства компания использует шкуры радужных крылатых единорогов, выведенных черными магами на растущую луну. А на отделку идут их золотые рога.
Сам эту марку знаю и люблю. Полгардероба таких.
Хмыкаю и ставлю туфлю обратно. Радужные крылатые единороги вполне вписываются в ценовую категорию сумочки и платья. И самой девочки.
В общем, ничего удивительного. Толпа малолеток под воздействием коктейля из гормонов, алкоголя и наркоты настолько потеряла берега, что не нашли ничего лучшего чем воспользоваться девушкой из своей же компании.
Вот только есть кое-что в этой истории, и это кое-что мне не нравится.
Парни не боялись. Совсем. Даже этот ссыкун Бортников. Если девчонка из их круга, то насколько они оторвались от реальности, что не побоялись гнева ее отца?
Или она все же к этой человеческой помойке отношения не имеет? Что тогда она делала в отеле? То же что и я?
Но у меня ебучая труба и Вселенная. А у нее что?
Ладно, можно гадать сколько угодно, проще спросить девушку.
Сажусь в кресло, вытягиваю ноги и жду. Ждать приходится долго. Я несколько раз вставал и подходил к двери, чтобы послушать, не решила ли девчонка утопиться в моей ванной. Но услышав то ли всплеск воды, то ли протяжный вздох, возвращался
Наконец, щелкает задвижка, девчонка выползает из ванной, прижимая к груди сумку. Она снова натянула на себя платье, которое выглядит так, будто им мыли брусчатку на набережной после Дня Города.
Девчонка смотрит насторожено, но уже нет того затравленного выражения. Хороший знак.
— Ты куда собралась? — спрашиваю, придав голосу грозности.
— Д-домой, — а голос дрожит, дрожит еще...
— В таком виде?
— А что? — нервно разглаживает подол.
— Оно у тебя как из... Изжовано, в общем.
— Я на такси.
— Слушай, как там тебя?
— Ри... Рина.
— Рина. Ты не передумала? Насчет полиции.
Нервно вскидывает подбородок, всматривается в мое лицо. Что там увидеть хочешь, детка?
— Я же сказала, нет...
Ловлю за вздернутый подбородок, тяну на себя. Признаю, получилось интуитивно. Вообще не стоило так делать, конечно.
— Послушай, Рина. Ты понимаешь, что множишь безнаказанность? Эти пятеро подонков завтра изнасилуют другую девушку потому что сейчас им никто не дал отпор. Почему ты не хочешь их наказать? Обещаю проследить, что наказание они получат...
— Я не могу, — тихо отвечает девушка, высвобождая подбородок и отводя мою руку. — Я вас очень прошу, не надо звонить в полицию.
— Но почему? — начинаю заводиться.
— Потому что им ничего не будет, — выпаливает Рина, если это, конечно, ее настоящее имя. — Вы знаете, кто они?
— Знаю. Природа тоже порой ошибается.
— Я не об этом. Их родители чиновники высокого ранга, они не допустят, чтобы сыночки пострадали. Во всем обвинят меня, — она яростно дышит, влажные волосы растрепались. Короче, не о том я думаю, не о том...
— А твои родители?
— Мои... — она отворачивается, — далеко. Они не станут за меня заступаться.
Вот же суки. Но не стоит говорить об этом их дочери.
— Давай я поговорю с твоим отцом, — предлагаю, но она почему-то пугается.
— Не надо, пожалуйста, — умоляюще складывает руки, — отпустите меня домой.
— Далеко?
Она моргает непонимающе, перевожу:
— Живешь ты где?
— Я? — она вдруг теряется. — Я... в общежитии живу.
— В каком еще общежитии? — теперь я нихера не понимаю.
— В студенческом. Я же учусь. В университете, — повторяет доходчиво. Как будто я тупой. С первого раза информацию не воспринимаю, поэтому рекомендуется делать по две-три попытки.
— Допустим, — киваю, — допустим ты живешь в общаге. При этом твои туфли стоят как средняя стипендия, собранная за пять лет.
— Мне их подруга одолжила, — отвечает Рина, и я нутром чую — лжет. Складываю руки на груди, смотрю свысока. Поднимаю бровь и даже не скрываю, что стебусь:
— И платье подружка одолжила? С сумкой «Луи Виттон»?