Дочь огня
Шрифт:
— А что ты слышала про аэроплан? Куда попали снаряды?
— Говорят, что дома миршаба и верховного судьи разрушены до основания. Слышала я, что и по арсеналу стреляли.
— Ох, грехи, — вздохнула Пошшобиби. — А что говорит светлейший Бахауддин?
Тетушка караулбеги почтительно склонилась и певуче ответила:
— Светлейший Бахауддин изволили передать, что если от его мазара останется хоть один кирпич, то священной Бухаре никакая опасность не грозит… Да буду я жертвой…
Но тут взрыв снаряда, угодившего прямо во двор, прервал ее. Все заволокло дымом и пылью. Пошшобиби истошно закричала и, закрыв лицо руками, повалилась навзничь. Все бросились кто куда. Вокруг было как в аду — звон разбитых стекол, визг женщин, грохот взрывающихся снарядов, столбы дыма, щебня и пыли…
На третий день войны многие здания Арка были разбиты, в одном из гаремов в глубине Арка начался пожар, но его потушить было некому: не было ни людей, ни воды. Большинство жен эмира и их прислужницы сидели с Пошшобиби в подвале, сюда забрали всю питьевую воду — водоносам с трудом удавалось приносить ее раз в день, — остальные мучились жаждой. Высунуться из помещения казалось еще страшнее.
Фирузе удалось увести домой Оймулло. Вернуться в Арк она не могла: его все время обстреливали. Но когда она узнала, что водоносы Джурабай и Карим-джан тяжело ранены, а третий сбежал, она решилась. На третий день к полудню под непрерывным грохотом снарядов, с помощью Асо, она пробралась к Арку с тремя бурдюками воды. Два бурдюка отобрала стража для себя, но один ей удалось пронести в подвал гарема Баня. К вконец измученным женщинам вернулась надежда…
Фируза стала рассказывать им, что творится в городе, как вдруг в подвал вошла дастарханчи.
— Девушки, — сказала она, — Пошшобиби и ваши госпожи приняли решение пробраться из Арка в один из садов под Бухарой. Быстро собирайтесь! А, Фируза, и ты здесь, — заметила она ее, — очень хорошо. Возьми-ка с собой еще кого-нибудь, идите в подвал к Пошшобиби. Надо помочь собираться.
— Простите нас, госпожа, — громко сказала Фируза, — но мы никуда не пойдем!
— Да ты что говоришь! — растерялась в первую минуту дастарханчи. — Ты понимаешь, что ты говоришь?! Ты хочешь погубить дочерей правоверных мусульман? Или, может быть, ты хочешь отдать их в руки большевиков, чтобы они надругались над их честью?
Никуда мы не пойдем! — раздался твердый голос Истад. Над нашей честью уже надругался эмир! — подхватил чей-то голос.
Отправляйтесь куда вам угодно!
— Будьте вы все прокляты! — кричали девушки.
Перепуганная дастарханчи убежала.
Женщины и девушки шумной толпой вышли во двор.
Фируза взобралась на какое-то возвышение, она что-то говорила, но слова трудно было разобрать. За ее спиной вздымался дымом и пламенем гарем. В красном платке, в сатиновом цветастом платье, Фируза сама казалась язычком пламени, дочерью священного огня.
Перед ее глазами встали дорогие люди, светлые образы: гордая Дилором-каниз, ласковое лицо водоноса Ахмед-джана, грустное лицо Шамсии…
Горел залитый слезами, потом и кровью народа трон бухарского владыки, последнего отпрыска династии Мангытов, эмира Алим-хана.