Дочь огня
Шрифт:
Старуха лежала, вытянувшись на постели, глаза ее были закрыты, дышала с трудом, прерывисто. Фируза сидела у изголовья, положив свою ладонь ей на лоб. Смуглая девочка, черноглазая и чернобровая, румяная, как наливное яблочко, ротик — как нераскрывшийся бутон, руки и ноги быстры и проворны… Всякий, кто видел ее, глаз не мог оторвать.
Уже молва об ее красоте шла вокруг. Прекрасна, как пери, прекраснее невозможно быть! — говорили о ней старухи с их улицы.
Глубоко задумавшись, полными слез глазами смотрела Фируза на бабушку.
С детских лет, с первых шагов в этом мире она знала только ее, эту старую женщину. Ни ласки и любви родной матери, ни забот и внимания отца Фируза не помнила. Родители Фирузы умерли, когда она была совсем крошкой. Старуха Дилором заменила ей всех. Несмотря на старость, Дилором-каниз работала и все, что зарабатывала, приносила внучке. Она не пускала ее в богатые дома, в услужение к людям, не хотела, чтобы с ней обходились пренебрежительно, берегла как зеницу ока. Она научила Фирузу шить, вышивать и готовить пищу. По ночам рассказывала сказки и предания, всякие удивительные приключения. От нее узнавала Фируза, что такое жизнь, у нее училась правдивости и трудолюбию, росла, не зная обмана и хитрости.
Эта старая женщина, казалось, никогда не испытывала усталости и головной боли, руки ее были всегда в работе, и никто не слыхал от нее ни жалобы, ни вздоха. Жители квартала, да и все в окрестности относились к ней с уважением, советовались, приглашали ее на празднества и поминки, поручали готовить угощение.
— Тетушка Дилором, а хватит ли нам котлов и тарелок?
— Тетушка Дилором, если мы приготовим две комнаты, балахану и застелем суфу для гостей, как вы думаете, — хватит всем места?
— Тетушка, взгляните на наши сласти: варенья и нишалло достаточно ли?
— Тетушка Дилором, посоветуйте, какую певицу позвать на той?
— Тетушка Дилором, а приглашать ли Тилло-танцовщицу или не надо?
На все вопросы Дилором давала обстоятельный ответ, каждый праздник, обряд, проведенные с ее помощью, проходили как полагается, прилично и без лишних трат. И потому все нуждались в Дилором, все уважали ее.
— Я, Дилором-каниз, рабыня, — говорила она, — и не стыжусь этого. Что поделаешь — такая моя судьба. И значит, я — рабыня для всех.
Так говорила она и засучивала рукава, чтобы служить людям. Никогда она не требовала ничего за свою работу.
Что дадут, тем и была довольна. И не раз случалось, что Дилором-каниз, сама нищая, помогала другим беднякам, делила с ними добытый тяжким трудом кусок хлеба.
Беднее всех в квартале был истопник Одил. Старый, хромой, он жил с больной, ослепшей женой. Вся жизнь Одила прошла у стойки в местной бане, где он зарабатывал гроши, жена же его была совершенно беспомощна. Старуха Дилором каждый день заходила в их жалкую лачугу, приносила им еду, забирала грязное белье, стирала. Старики осыпали ее благословениями.
Но Дилором-каниз славилась не только своей добротой, она была сильна и бесстрашна. Когда ее натруженные руки хватали кого-нибудь за шиворот, не так-то просто было оторвать их. С мужчинами она говорила по-мужски, с женщинами — по-женски. Никто не посмел бы в ее присутствии обругать жену или обидеть ребенка, даже аксакал квартала, имам и суфи побаивались ее. Старуха Дилором знала все местные секреты, семейные тайны, могла в любой момент осрамить человека.
Фируза хорошо помнит, как ее бабушка однажды спасла свою соседку, мать ее подружки Саломат, от большого несчастья.
Гуломали, их сосед, ткач, его жена и дочь работали на дому, ткали адрас и этим жили. Бабушка говорила: Гуломали — искусный ткач, несравненный мастер. Адрас его работы нарасхват брали на базаре. Многие баи стремились завербовать его, обещали ему деньги и другие блага, лишь бы он работал на них. Но он не шел к ним: Пусть будет у меня лишь пол-лепешки, да зато я сам себе хозяин, — говорил он и продолжал работать у себя дома.
Однажды постучался к нему сам Гани-джан-байбача, сын покойного Каракулибая, того самого, у кого отец Фирузы и все ее предки были рабами. Он пришел уговорить Гуломали пойти к нему работать, а Гуломали учтиво выпроводил бая. Гани-джан рассердился и пошел на хитрость: дружки бая втянули ткача в азартную игру, сначала для виду проиграли ему, а потом обобрали дочиста: накурившись во время игры бангом, он поставил на карту свой дом и мастерскую и все проиграл.
И вот вечером в доме ткача раздались крики. Старуха Дилором только что вернулась с какого-то тоя и пила чай. Услыхав крики, она побежала к соседям. Там байские дружки-картежники пытались выгнать из дома жену и дочь ткача. Дилором не могла допустить этого, она схватила из-под навеса длинную палку и помчалась прямо на обидчиков. Грозный вид старухи испугал их, они выскочили на улицу. Старуха быстро заперла за ними ворота и сказала жене ткача, что, пока она жива, никто их из дома не выгонит. Потом она пустилась следом за картежниками и гнала их до торговых рядов у Каракульских ворот. Даже стражники миршаба ничего не могли с ней поделать. Идите скажите своему толстяку (так прозвали в народе миршаба Абдурахмана), что я еще жива, — заявила она стражникам… Правда, потом Гуломали смирился, занял у бая денег, чтобы откупиться от картежников, а за долг пришлось ему отрабатывать Гани-джану. Но и до сих пор вспоминает жена ткача, как старуха их защищала, молит бога за нее, желает ей долгой жизни.
Может быть, бог и вправду дал Дилором долгую жизнь за все добро, что она делает людям… Он не захочет оставить Фирузу сиротой, услышит ее молитвы.
…Хоть бы бабушка выздоровела, встала с постели — без нее Фирузе страшно на свете. Фируза знает: много вокруг гадких мужчин, все таращат глаза на нее. Пока еще они побаиваются старуху Дилором, стесняются ее. А вдруг навсегда закроются ее глаза — что тогда делать Фирузе, куда пойти, у кого просить помощи и защиты?.. Вот о чем думала Фируза, сидя у изголовья бабушки.
Вдруг старуха открыла глаза, заговорила:
— Ягненочек мой, доченька, что ты плачешь? Кто тебя обидел? Или я напугала тебя своей болезнью? Не бойся! Ничего твоей старой бабке не будет. Пока не увижу тебя замужем, счастливой, в своем доме, до тех пор не умру… Мне только пропотеть надо. Как только вспотею, так сразу и встану и опять буду здоровой. Не тревожься, не грусти! Встань-ка, возьми с полки над моей головой бутылочку с лекарством. Помнишь, в прошлом году мне индус лекарь дал. Хорошее лекарство, помогло мне тогда…