Дочь опальной герцогини
Шрифт:
– Память? Я думал, это у вас такая игра. Потому что люди, утратившие воспоминания, ведут себя и говорят по-другому. Вы странная, уж простите, – несколько стушевался он, – но явно не больная.
Упс.
– Вот мне больше делать нечего! – фыркнула я, постаравшись изобразить максимально обиженное лицо, и, повернувшись к нему спиной, приподняла косу, по шее к затылку тянулся страшный шрам, и "бежал" дальше, теряясь в густых волосах. Он всё ещё иногда болел, но гораздо реже, и я могла спокойно спать, не мучаясь от неприятных
– Что это? – ахнул собеседник и коснулся пальцами моей кожи, я невольно вздрогнула и отшатнулась.
Повернувшись к нему, криво улыбнулась:
– Не знаю как, но я вполне адекватно реагирую на действительность. Понимаю, что происходит, не забыла, как пользоваться столовыми приборами, и с какого конца натягивать платье, если вы об этом. Потеря памяти частичная, наверное, вам лучше объяснит лекарь.
– Откуда у вас такая рана? – серые глаза Лиама потемнели, став почти чёрными.
– Не знаю. Очнулась вся в крови в каком-то заброшенном коридоре королевского дворца, – честно ответила я, – потом едва доковыляла куда-то, где на меня наткнулись люди. Вроде как даже целителя вызвали.
Мы сверлили друг друга немигающими взорами, в итоге Кенсингтон устало выдохнул:
– Я вам всё расскажу, только с раббатом старайтесь не спорить, по крайней мере, пока, – повторился он. В его глазах читалась ничем не прикрытая тревога – молодой человек отчего-то переживал за меня. И мне на душе вдруг стало немного теплее, хоть кому-то, пусть совсем чуточку, жаль сиротку. Хотя жалость самое плохое, что может быть. Я не жалкая.
– Хорошо, – кивнула я соглашаясь.
– Ледюшка? – позвала меня экономка, я с трудом отвела взор от Лиама и подошла к домоправительнице.
– Всё будет хорошо, – всё же обернулась я к магу. – Не стоит волноваться, – и, не дожидаясь ответа, принялась спускаться по лестнице.
Очутившись на первом этаже, пересекли пустой холл и вошли в дверь, за которой оказался длинный коридор.
– В том конце, – взмах пухлой рукой налево, – кладовые. Направо несколько помещений: кабинет управляющего, три большие общие комнаты для служанок, далее кухня и комнаты для слуг-мужчин.
– Понятно, – кивнула я, шагая за Гретой.
Домоправительница остановилась напротив одной из дверей и, дробно постучав по тёмной полированной поверхности, замерла.
– Войдите, – донеслось до нас.
Тот самый священник в той самой комнате. Мужчина сидел за широким столом и что-то писал на поверхности прямоугольного серо-желтоватого пергамента.
Неохотно подняв голову, "непонимающе" посмотрел на Грету. Мазнул равнодушным взором по мне, отвёл было глаза, но вдруг передумал и буквально вцепился своими лягушачьими буркалами в моё лицо. Я едва удержалась, чтобы не оскалиться.
– Леди Йорк?!
Я вежливо кивнула.
– Да осветит ваш путь Всевышний! – и сотворил круг с точкой в центре. Я механически повторила. – Грета, можете идти.
–
– Эм… Но я хранитель душ человеческих, я не стану, да и не смогу, навредить тебе, дитя моё! – о, как запел!
– Вы давали обет безбрачия? – спросила я едва слышно, стараясь не переигрывать.
– Нет, то по воле каждого ступающего на путь Святости, – всё больше изумлялся мужик. – К тому же, – вдруг прищурился он, – в замок вы прибыли в компании двух мужчин.
Ого! Он уже разведал, что и как.
– Моя компаньонка захворала, мы завезли её домой, она местная из Друидора. А уж добираться до замка в одиночестве в карете не запрещено. Лорд Кенсингтон ехал верхом, возничий Сэмиль правил экипажем, все встречные видели.
– Леди Элея правда неважно себя чувствует, – вмешалась Грета, – я могу послать за ней, если нужно.
Норадис опасно прищурился, но мотнул головой:
– Не стоит тревожить пожилую даму почём зря. Пусть поправляется, так или иначе, ей положено быть рядом с леди Йорк, думаю, позже мы с ней всё же познакомимся. Что же, присаживайтесь, леди Одри, Грета, – велел он, будто хозяин своим слугам.
Я присела, смиренно сложив ладони на коленях.
– Расскажи мне, дитя моё, как ты видишь своё будущее?
Ох, не такого вопроса я ожидала!
– Хочу помочь людям на этой благословенной земле, дабы жили они в сытости, растили детей в радости, не боялись завтрашнего дня. Смотрели вперёд смело, – быстро добавила я.
– Да-да, правильно. А для этого тебе нужна помощь. И лучше удачно выйти замуж. Муж защитит, укроет ото всех бед, – он округлил тощую грудь, постарался втянуть свой внушительный живот, впрочем, безуспешно, горделиво расправил костлявые плечи и поглядел на меня, сверкая болотным взором, – который железной рукой станет поднимать твои владения, будет предан Всевышнему, действовать с Его именем на устах.
Он себя, что ли, так предлагает?
– У вас тут в Друидоре всего одна Святость возведена и то не в центре, а на отшибе. Надо бы поправить сие упущение…
Он говорил, делясь со мной своими мечтами, лицо раббата стало воодушевлённым, даже чуточку одухотворённым и почти приятным; а я молчала и делала выводы. Что же, церковь всегда была жадна до власти, до богатых земель, до человеческих душ. Очень редко, к сожалению, когда она делала что-то действительно доброе.
– Жду вас сегодня на вечерней молитве, леди Одри, – добавил он в конце, когда я думала, что моя голова вот-вот, и отвалится от постоянного кивания.